Однажды, будучи еще студентками последнего курса университета, Шерли и Грета возвращались домой с какой-то вечеринки, закончившейся слишком рано. В городе стоял замечательный майский вечер, тихий и теплый. Красное солнце садилось за дальние крыши домов: если стоять в парке, закат был отлично виден. Жизнь казалась прекрасной! Такой же прекрасной, как весенний Чикаго, и единственное, что омрачало настроение, это предстоящие выпускные экзамены по общим дисциплинам.
Вечеринка действительно закончилась слишком рано, и, немного подумав, подруги решили, что пойдут в гости еще к кому-нибудь. Но никого не было дома, или просто не отвечали мобильные. Тогда Грета вздохнула:
— Ладно. Есть тут у меня один резерв… Не хотелось бы конечно, но что делать!
— Что за резерв?
— Только, чур, не отбивать!
— Очень надо! Что за парень-то?
— Привязался на улице. Дал свой телефон… Пришлось записать на его глазах, чтобы отстал… Вот смотри. Какой-то Антуан.
— Хм. А он хоть симпатичный?
— Не знаю. Он очкарик. Я таких не люблю.
— Фи! — Шерли разочаровалась. — Не волнуйся, очкарика я точно не отобью. Только он тебе-то самой зачем?
— На всякий случай, про запас… Ой, а ведь уведешь, как всегда. Русалочка!
Грета со злым ехидством покачала головой, придирчиво осмотрев подругу. Шерли еще со школы носила длинные волосы, выкрашенные в белый цвет. Кличка Русалочка прилепилась к ней примерно в тринадцать лет, когда мальчишки уже начали понимать толк в настоящей женской красоте и перестали выражать симпатию детскими способами… Одноклассники быстро оценили и ее стройные ножки, и светло-зеленые глаза, которыми она смотрела всегда исключительно игриво, и ямочки на Щеках, и округлые прелести юной женской фигурки… Но свое прозвище Шерли терпеть не могла и за университетские годы старалась изжить у своих друзей манеру так ее называть. Ей это почти удалось, но Грета помнила все и никогда не упускала случая поддеть.
— За Русалочку ответишь. Ладно. Набирай своего очкарика Антуана.
Он пришел на встречу очень быстро, и сразу стало ясно, что вертлявая Грета его больше не интересует. Все свое внимание Антуан тут же перенес на Шерли и до конца вечера не сводил с нее глаз. Ему так нравилась ее томная грация, игривое кокетство и аккуратная, почти актерская мимика! Ни одного лишнего движения, ни одной лишней улыбки или слова. На это и правда хотелось смотреть не отрываясь, как смотришь иногда на красивую картину, где все гармонично и цельно, или на хорошую скульптуру, которая вот-вот оживет и заговорит с тобой…
А Шерли просто вела стандартную игру в обольщение, выработанную и отшлифованную многолетней практикой. Игра эта никогда не подводила и не давала сбоев, но также и не приносила ей особого удовольствия. Шерли не была такой — веселой смазливой блондинкой, — а всего лишь любила в нее играть, и то не всегда. В тот вечер она так и не смогла понять, зачем ей нужен этот очкарик. Может быть, назло Грете? А пусть не называет ее Русалочкой!