— Фантастика, — отозвался он, делая вид, что новость вызывает у него восторг. На самом деле он сомневался, что его невеста могла опередить шифровальщиков из полиции. — Я перезвоню тебе после беседы.
— Ты мне не веришь?
Даниэль взглянул на Софи, которая закурила сигарету, чтобы скрасить ожидание, и понял, что разговор пора заканчивать.
— Я позвоню тебе потом. Чао.
Он отключил телефон, чтобы больше не прерывать беседу, затем вернулся, сел рядом с дочерью Томаса и извинился.
— Мне кажется, я уже сказал тебе это по телефону, когда мы договаривались о встрече, но так как я не знаю, с чего начать, то повторю. Я музыковед, специализируюсь по Бетховену.
— A-а, как приятель Чарли Брауна, как же его звали?
— Шредер. Но я не играю на фортепьяно, а ограничиваюсь тем, что изучаю музыку Бетховена и благоговею перед его творчеством.
— Я тоже занимаюсь музыкой, — ответила она, обворожительно улыбнувшись, и Даниэль почувствовал, что тает.
— Как пианистка?
— Нет, я музыкальный терапевт.
— Я что-то слышал о музыкотерапии, но не понимаю, что это такое. Разве можно вылечить тяжелую болезнь с помощью музыки?
— Нет, но можно помочь больным сохранять бодрость духа, а это в свою очередь отражается на их иммунной системе и бывает жизненно важно, скажем, чтобы задержать рост опухоли.
— Ты работаешь в больницах?
— Иногда. Но на это не проживешь, и у меня есть еще и частные пациенты.
— Учишь их играть на каком-нибудь инструменте?
— Это зависит от потребностей самого больного. Музыкотерапией можно лечить множество заболеваний, не только депрессии. От наркомании до расстройств пищеварения или стресса. Иногда я предлагаю больным петь или ставлю музыку определенного типа.
— Вроде «Гипнопедии», которую ты только что играла?
— К примеру. Но я не ограничиваю себя каким-то одним композитором или одной эпохой. Это может быть и пьеса для органа Леона Баттисты Альберти, и опера Альбана Берга.
— Композиторы, которых ты назвала, весьма своеобразны. Оба были одержимы нумерологией.
— Я знаю, поэтому они мне нравятся. Меня захватывает связь музыки и чисел, этому научил меня отец.
— Но если свести все к чистой математике, разве не пропадет магия музыки?
— А что такое ноты, как не числа? Нота ля, служащая для настройки инструментов, ля третьей октавы, разве не потому называется четыреста сорок, что с такой частотой колеблется струна или столб воздуха? Музыкальный размер обозначается с помощью дроби: четыре четвертых, три восьмых. Длительность нот по отношению друг к другу выражается в числовых величинах. Даже в названиях произведений есть числа: Прелюдия номер пять, Симфония номер сорок один. Другое дело, что есть люди, которые считают, что в числах нет поэзии, но мне это кажется глупостью.