— Что это? — спросил Даниэль. — Зачем вы меня сюда притащили?
— Что это? — повторил судебный врач, сдерживая смех. — Спрашиваешь, что это? Я тебе скажу, когда ты выдашь нам нужные цифры.
— Значит, Матеос был прав! Когда он сегодня утром поделился со мной своими подозрениями, основанными лишь на письмах тридцатилетней давности, я подумал, что он свихнулся, и решил все рассказать донье Сусане. Кстати, где она? Я сейчас же должен с ней поговорить!
Даниэль знал, что судья находится здесь же, он слышал, как она выдыхает дым от сигареты.
— Я здесь, Даниэль. Ты послушай Фелипе, послушай, что он хочет тебе предложить.
— Нет, с ним я не хочу говорить, только с тобой. Тебе нужно сегодня же сдаться полиции. Вам обоим нужно сдаться. Приговор будет мягче, если вы не будете дожидаться, пока инспектор Матеос вас задержит.
— Бедняга Матеос, — сказал Понтонес. — Он не может нас задержать, ведь, как ты и сказал, единственное, что у него есть, — это дурацкие любовные письма, которым почти три десятка лет. О чем они свидетельствуют? О том, что Сусана была знакома с Томасом? Да и это еще надо доказать.
— Дело не только в письмах, — сказал Даниэль. — Матеос начал подозревать тебя, как только понял, что ты на удивление небрежно ведешь следствие. Не разрешаешь прослушивание телефонных разговоров. Не отдаешь приказ обыскать подвал Мараньона, несмотря на наличие в его коллекции гильотины. Было похоже, что у тебя нет намерения отыскать виновного.
— Да ладно, Даниэль, если все это показалось тебе таким подозрительным, зачем ты позвонил Сусане и рассказал ей об этом? Ты сам сказал, что подозрения Матеоса выглядели нелепыми. Есть еще одно обстоятельство, которого ты не знаешь. Матеос только и делает, что ссорится с судьями. Все знают, что он их ненавидит. И кто же ему после этого поверит?
— Мы хотели свалить все на Мараньона, — сказала судья. — Но сначала Фелипе собирался подбросить ему улику.
Судмедэксперт, который на какое-то время исчез из поля зрения Даниэля, вновь оказался с ним лицом к лицу:
— Мараньон спутал нам все карты. Отослав гильотину в Париж, он лишил меня возможности проникнуть в его маленькую галерею ужасов и оставить там этот сувенир.
Врач поднес к лицу Даниэля флакончик со сгустком крови и прядью светлых волос:
— Это кровь и волосы Томаса. Мы все продумали.
Даниэль непроизвольно отшатнулся, и взгляд его снова упал на устрашающее лезвие гильотины, послушно ожидавшее момента, когда палач освободит его из заключения.
— Не бойся, Даниэль. Оно никак не может сорваться случайно. Видишь?
Врач с силой потряс деревянную раму, и с ней вместе сотряслось тело Даниэля, который лежал лицом вверх на толстой деревянной колоде, куда кладут осужденного на казнь.