10-я симфония (Гелинек) - страница 5

Туристы дружно последовали за слепым поводырем. Седовласый мужчина нагнулся, притворившись, что завязывает шнурок, и отстал от группы. Через некоторое время, убедившись, что его никто не видит, он выпрямился и осторожно открыл зеленую дверь.

Глава 3

Мадрид, сентябрь 2007 года


Отделение музыковедения Университета имени Карлоса IV располагалось в старом отреставрированном здании эпохи Габсбургов, деля его с отделением драматургии и университетским театром. В пяти минутах ходьбы находилась Пласа-де-ла-Себада, или Ячменная площадь, названная так потому, что в старину там отделяли ячмень, предназначенный для королевских лошадей, от ячменя для кавалерийских полков. Кроме того, сюда привозили зерно крестьяне из окрестностей Мадрида. В XVII веке здесь устраивали ярмарки, а в XIX — казни: в 1824 году на этой площади гарротой удушили генерала Риего, а тринадцать лет спустя — легендарного разбойника Луиса Канделаса, после того как Мария Кристина де Бурбон отказала ему в помиловании, хотя он, несомненно, его заслуживал, поскольку никого не убивал.

Почти ежедневно сотрудник вышеупомянутого отделения, профессор истории музыки Даниэль Паниагуа, тридцатипятилетний мужчина атлетического сложения, в обеденный перерыв бегал трусцой (пропуская обед) в расположенном неподалеку парке. Но так как в тот день его срочно вызвал декан Хакобо Дуран, чтобы обсудить некий загадочный, не терпящий отлагательства вопрос, Даниэль предпочел отказаться от пробежки, дабы не явиться на встречу, обещавшую быть важной, раскрасневшимся и потным.

Чтобы скоротать оставшееся до встречи время, он решил зайти к своему лучшему другу Умберто. Несколько недель назад тот попросил записать для него диск с музыкой для свадьбы, поскольку вскоре намеревался сочетаться браком со своей давнишней подругой. Даниэль, считавший за честь подобрать фонограмму к свадьбе лучшего друга, через несколько часов забыл об обещании и, как это с ним нередко бывало, больше не вспоминал — особенно после того, как вновь взялся за амбициозную книгу о Бетховене, которую забросил два года назад. Вчера Умберто позвонил ему и сказал:

— Скотина, ты помнишь, что через месяц я женюсь?

— Конечно, — соврал Даниэль. — Диск уже готов. Завтра занесу.

Не желая ссориться с другом, он провел всю ночь и часть утра, записывая для него диск: «Аве Мария» Шуберта, «Аве Мария» Гуно, ария соль мажор Баха, два самых известных свадебных марша, Мендельсона и Вагнера, а также десяток других беспроигрышных вещиц, подходящих для подобной церемонии.

— Ты не слишком усердствовал, — заметил его друг, просмотрев диск. — Я просил записать не расхожие мелодии, а то, что нравится тебе. В этой стране никто не знает музыку лучше тебя.