– Ой, мамочки… – пискнула в окне та молодайка, что помоложе, – что-то с Валечкой случилось, да?
– Нет, ничего с вашим Валечкой не случилось! – торопливо прокричала Катя, пытаясь разглядеть повнимательнее свою нечаянную собеседницу. – Я как раз у вас и хотела спросить: куда это он запропастился?
– Так он, знаете, сейчас ремонт в моей комнате делает… А вы кто?
– А я его дочь. Младшая. Меня Катя зовут.
– Ой… – снова пискнула Света, прижав ладошки ко рту, и отступила на шаг от окна в глубь родильной палаты.
Испугавшись, что она вообще скроется с глаз от испуга, Катя помахала рукой, улыбнулась приветливо – ничего, мол, не трусь, не съем же я тебя вместе с ребеночком.
– Погодите, погодите, Света… А когда он сюда придет? Скоро?
Света ей ничего не ответила. Но и в родильной палате не скрылась. Наоборот, начало с ней происходить что-то странное. Опершись руками о подоконник, она вдруг подалась вся из окна, вытянув вперед худую шейку, расплылась в счастливой улыбке. Мотнув вверх подбородком, проговорила, как пропела:
– Так вон же он идет, Валечка…
Катя обернулась – отец и впрямь суетливо поспешал по дорожке, бережно неся в оттопыренной руке пакет-маечку. И тоже смотрел туда, в окно. И улыбался придурковато. Молодой счастливый папаша. Картина маслом, ни дать ни взять. А молодая счастливая мать чуть из окна ему навстречу не выпорхнула. Вторая картина маслом. А она, взрослая дочь молодого счастливого папаши, в эту картину никак не вписалась, выходит. Стоит меж ними, торчит символом его не первой молодости да прежней несчастливости.
– Катюш, ты чего тут? – встал отец рядом с ней, не отрывая глаз от лица Светы.
– Поговорить надо, – уныло опустила она глаза в землю.
– Хорошо. Посиди вон на той скамейке, подожди меня. Я только передачу отнесу и приду. Передачи только до десяти принимают, а Светланке кефир нужен. И бульон…
– Да ладно, подожду, конечно. Иди…
Скамейка оказалась та же самая, на которой она нашла отца в то утро, в день свадьбы. Вернувшись, он сел с ней рядом, неловко уставился на свои заскорузлые руки со следами въевшейся под ногтями краски. Потом поднял на нее глаза – счастливые и виноватые.
– Вот, ремонт пришлось срочно затеять… Светланку через два дня выписать обещают, так что…
– А кто родился-то, пап? Мальчик, девочка?
– Мальчик. Вес три пятьсот, рост пятьдесят два. Здоровенький, говорят.
– Ишь ты, здоровенький… А ты боялся! Молодец. Поздравляю.
– Спасибо, дочка! Я так рад, что ты… что ты меня…
– Что – я тебя? Не осуждаю и понимаю?
– Ну да…
– Пап… Вообще-то я не затем сюда заявилась, чтобы не осуждать и понимать. Меня мама попросила. Ты иди к ней сейчас. Она поговорить с тобой хочет.