— Ты когда-нибудь слышал о зэке по кличке Нищий?
Маккей не отреагировал и даже не отвел взгляд, но я заметила тревогу в его глазах.
— Конечно, знаю, — ответил он. — Он сидел здесь десять лет.
Странно, я не знала никакого Нищего. Не слышала этого прозвища прежде, но считала, что это какое-то словечко из постоянно развивающегося, изменчивого тюремного жаргона. Не ожидала получить такой простой ответ. Век живи — век учись.
— Ты шутишь? Кто же это?
Маккей подался вперед, не сводя глаз с Льюиса, и пожал плечами.
— Этого сукина сына звали Эрл Хаммонд.
Он замолчал, и я подумала, что это все. Но Маккей просто бросил затравку, горькая правда вырвалась на поверхность как лава:
— Это произошло в середине восьмидесятых. Разумеется, он был членом преступной группы. Но ничего выдающегося. Потом пырнул ножом надзирателя Тони Бакера, проработавшего здесь пятнадцать лет. Ударил его больше пятидесяти раз. Мы похоронили Хаммонда в тот же день, что и Бакера, отвели его в Город, выгнали оттуда других засранцев и оставили гнить там, в полной изоляции, следующие три с половиной года. Можно сказать, с того момента Хаммонд стал нашим любимым объектом для издевательств. Если неудачное дежурство, на тебя выплеснули утку с мочой или смотритель устроил головомойку, ты всегда мог спуститься в Город и хорошенько вздрючить убийцу полицейского. Потом мы говорили, что он сам просил нас об этом. «Как там Хаммонд?» — «Он умолял поколотить его!» А затем какая-то долбаная «слабая сестричка» занялся его делом, и однажды посреди ночи его вывезли из нашей тюрьмы, чтобы мы не подняли шума. Но это было почти двадцать лет назад. Откуда ты о нем узнала?
Мне было стыдно в этом признаться.
— Из комикса.
Маккей посмотрел на меня так, словно я призналась о любви к Куперу Льюису.
— Его нарисовал один заключенный. — пояснила я.
Теперь мне многое стало ясно. Это была пропаганда.
Четыре степени жестокости. Все те беззакония, которые творились в отместку за убийство надзирателя.
— Какой урод это сделал?
В эту минуту я впервые испытала дурные предчувствия. Могла ли я предположить, что Маккей так отреагирует на мои слова? У меня не было выбора.
— Джон Кроули.
Маккей кивнул.
— А, тот любитель подраться во дворе. Тогда все ясно. — И он снова посмотрел на Купера Льюиса.
Я подождала немного, но сомнения подтолкнули меня к дальнейшим расспросам:
— Что ясно?
Маккей с непониманием посмотрел на меня.
— Ты знаешь, почему человек, нарисовавший комикс про Хаммонда, устроил потасовку во дворе?
— Господи, Кали, откуда мне знать?
Недоверие в его голосе поставило меня на место. Я подумала, что Маккей говорит о связи между двумя событиями, но на самом деле ему просто было все равно.