Я почти физически ощущала присутствие Джоша в соседней камере и приблизилась к его двери. Мной вдруг овладели ярость и гнев. Чудилось, что они, подобно ножу, со свистом разрезают воздух, готовясь вонзиться во что-то мягкое и уязвимое. Его рисунки не на шутку разозлили меня. Я была возмущена тем, что он сделал со своей девушкой. И все же в этой лотерее жизни и смерти ему выпал счастливый билет. Я не знала, можно ли найти подобному оправдание. Почему одних людей могут забить до смерти, а другие находятся под присмотром своих ангелов-смотрителей? Я посветила в его комнату и выхватила лучом из темноты его лицо. Он лежал на койке. Его глаза были открыты, как будто он внутренним чутьем ощутил, что кто-то стоит у дверей его камеры и думает о нем. Вид у него был грустный, встревоженный, усталый. Джош говорил, что они с Кроули были близкими людьми. Так пусть он теперь узнает правду.
— Твой друг стал музыкой ветра, — прошипела я через решетку и поплелась прочь в поисках врача.
Джош лежал на кровати и пытался понять, правильно ли расслышал. Он знал, что новость касается Кроули. Услышал в этих словах заботу, каплю сострадания, даже попытку предложения о помощи. Он сильно скучал по другу. После драки Джош очень переживал и боялся, что приложил недостаточно усилий, чтобы помочь ему. Теперь у него была новость.
«Кроули стал музыкой ветра», — подумал он.
Джош попытался постигнуть значение этих слов, разгадать их поэтическую тайну и выяснить, что же они все-таки означают.
Ответ оказался прост. Значит, все слухи о его побеге или переводе в другую тюрьму — правда. Кроули исчез, вырвался на свободу. Ветер унес его. Он стал подобно песне, подобно звуку, повисшему в воздухе. Ведь это же так приятно — сидеть теплым летним вечером на лавке и слушать, как тихо позвякивают на металлической палочке музыкальные подвески, рождая музыку ветра.
Примерно через час он проснулся. Сердце учащенно забилось. Джош понял значение сна. Это была не свобода. Не освобождение. Просто он болтался на ветру. Повешенный.