Свет моего фонарика скользил по стенам. Теперь рисунки приобрели для меня особое значение. Лишь в тот момент я осознала, что он рисовал своим гипсом, хотя, возможно, поняла это раньше. Стены в каждой камере покрывал безумный калейдоскоп образов. Наверху лестницы я заметила одно слово, нацарапанное в большой спешке. Словно Кроули стоял перед дверью и водил мелом вверх и вниз, теряя последнюю надежду. Он написал одно-единственное слово: «КОПАЙ». Что это: приказ или мольба? Я не могла понять, что это значило, но мое воображение уже рисовало мне обглоданные личинками трупы и мух, кружащих над разрытыми могилами. Карабкаясь наверх, я поскользнулась на мокрой ступеньке. Рухнула на пол и с силой щелкнула зубами. На четвереньках выползла в помещение для хранения боеприпасов. Оказавшись в безопасности, я наконец громко позвала Катлера.
Несколько часов спустя, когда начальник тюрьмы, его ассистенты, все четыре смотрителя, половина старшего офицерского состава и два лейтенанта тюремной полиции закончили свою работу, Уоллес поинтересовался о моем самочувствии. Мне было плохо. Руки все еще дрожали, и хотя я считала себя человеком сильным и психически адекватным, никак не могла войти и норму от пережитого потрясения. Все еще чувствовала тот запах и не могла избавиться от воспоминаний. Я видела, как рисунки, подобно заразному безумию, расползались по стенам, угрожая захватить каждый кирпич и прорваться во внешний мир. Уоллес заметил пятно на моей брючине. Я дотронулась до голени и почувствовала боль. Задрав брюки, обнаружила ссадину. Он велел мне пойти в медицинский кабинет, а затем возвращаться и писать отчет о случившемся.
Я посмотрела на часы. Три часа ночи. Мне не хотелось идти в лазарет через туннель. Я боялась снова оказаться в темном коридоре.
Небо на улице было черным, а воздух — влажным и холодным. Когда я добралась до лазарета, то с трудом могла унять дрожь. Наконец она стихла. Я свернула за угол и встретилась взглядом с сидящим за столом офицером. Ему хотелось узнать, что случилось и нашелся ли Кроули. Я пробормотала, что мы нашли его, и толкнула дверь. Он спросил, все ли со мной хорошо, но я не ответила.
В коридоре царил полумрак. На поясе у меня все еще болтался фонарик. Я взяла его и стала светить вдоль стен. Не могла выносить тьму. В тишине я слышала дыхание тех людей. Мои шаги отдавались эхом. Я остановилась перед камерой, где Джон Кроули жил в своем вечном чистилище, ожидая, пока заживет рука. Металлический умывальник и туалет. Пустая койка, накрытая простыней. Я вспомнила, как он усмехнулся, приветствуя меня в последний раз, когда я заглядывала сюда, и вспомнила его мертвое, ничего не выражающее лицо, которое видела всего час назад.