— Дави, мать вашу! — я заорал так, что затряслись бронированные стены.
Как ни странно, первым кто отреагировал на мой приказ, был Серебрянцев. Старик по-простецки схватил доставшийся ему АКС-74 за ствол и с коротким замахом, словно обухом топора, ударил по ближайшему из докатившихся до него кристаллов.
Следом за пожилым ученым очнулся и Нестеров. Он сорвал со стеллажа одну из патронных коробок для КПВТ и с остервенением стал прессовать ей рассыпанные по полу, светящиеся голубым камни. В тесноте бронетранспортера это орудие, да еще и оказавшееся в столь сильных руках, сработало куда эффективней, чем автомат. Хотя тонкий метал днища вдавливался и мялся, но удары были такой чудовищной силы, что редкий кристалл мог устоять. Капсулы энергона лопались сразу по две, а то и по три штуки, быстро наполняя брюхо «302-го» искрящимся голубоватым туманом.
— Бесполезно! — стон Главного раздался из-под стены моторно-трансмиссионного отделения, места куда тот и рухнул, вывалившись из десантного люка в бронированном потолке.
— Чего? — майор милиции занес патронную коробку для очередного удара, да так и застыл с поднятыми руками.
— Энегон становится активным, только получив дополнительный толчок извне, например такой, как энергия выстрела. — Не смотря на критичность ситуации, ханх формулировал свои мысли невероятно четко, лаконично и… цирк-зоопарк, невероятно безжалостно.
— Тогда может щит? — Серебрянцев скорее тайно надеялся, чем предлагал.
— Будет только хуже, — Главный отрицательно замотал головой.
— Значит приехали? Эх, как обидно! — Леший прохрипел голосом человека, у которого украли последнюю надежду.
Именно от этих слов, вернее от тона, которым они были произнесены, я очнулся и в тот же миг почувствовал дикую боль. Болели совсем не переломанные пальцы. Нестерпимо жгло в глубине груди, в легких, в сердце. Дьявольщина, неужели вот так… бездарно и глупо? Конец нам, конец целому миру, и все силы, все старания, все жертвы были напрасны! Мысль о погибших, внезапно воскресила в памяти лицо Блюмера, таким, каким я видел его в последний раз. Вросший в темный метал колонны, Сергей глядел прямо на меня. Только вот теперь во взгляде этом не было ужаса и мольбы. Молодой харьковчанин смотрел полными гнева и презрения глазами. Он как бы бросал мне в лицо отчаянный упрек, безмолвно кричал: «Ну, что ж ты, полковник…? Сдался? Струсил? А как же я? Почему я смог, сделал, а ты, сволочь такая, нет?».
Вот тут на меня и накатило. Поддавшись какому-то безумству, подгоняемый пристальным неусыпным взглядом мертвеца, я окровавленными пальцами вцепился в руль и рванул машину прямо навстречу здоровенной тени, той самой, что ползла к нам со стороны перевернутого автобуса. Что я творил? На что надеялся? Чего добивался? Точно сказать не могу. Помню лишь, что убеждал себя: «Выжить! Мы можем выжить!». Разумеется, на это один шанс из сотни… нет, даже из тысячи. Но если все же повезет… Рядом со зданием станции находился небольшой автосервис. Ломаем ограждение, расталкиваем скопившиеся на стоянке легковухи и пробуем пробиться прямо на железнодорожные пути.