На фоне мутного светлого пятна пролома темный силуэт моей подруги виднелся довольно четко. Лиза хотя и продолжала сквозь оптику «любоваться местными красотами», но особых признаком беспокойства не выказывала, а спустя несколько секунд даже махнула нам рукой, словно дала команду «Отбой!».
— Поторапливаться надо, — Леший не очень-то доверял этому неверному, обманчивому спокойствию.
Взявшись за горловину бочки, он приказал Нестерову:
— А ну, майор, подсоби.
Вместе они опрокинули тяжелую железную емкость, высыпали из нее порошок, после чего начали вниз ногами запихивать туда труп Петровича. Тот едва поместился, и милиционеру с чекистом пришлось потрудиться, чтобы крышку все же можно было закрыть. Однако, прежде чем это сделать, Леший в компании Пашки и Нестерова сходил за несколькими мешками строительной смеси, может шпаклевки для стен, а может пасты для керамической плитки. Само собой я не очень-то вчитывался в этикетки.
— Засыплем внутрь, — пояснил подполковник. — Труп начнет гнить, появится влага, и материал затвердеет. Вот тогда уже точно майора не всковырнут. Будет спать спокойно.
Мне много пришлось повидать на своем веку: улицы, заваленные тысячами гниющих трупов, дождь, темный от человеческого пепла, поля, засеянные ржавыми касками и автоматами, но при виде того как окровавленное лицо Петровича тонет в едком белом порошке, мне стало не по себе. Это мне, закаленному жизнью мужику, а вот на Пашку и старика Серебрянцева такое погребение произвело сильное впечатление. Оба они стояли белые как мел. Леший все это конечно же заметил, но ничего не сказал. Он закончил свою работу и как можно плотнее набил на бочку металлическую крышку.
— Все. Готово, — Андрюха отряхнул руки. — Если кто желает сказать прощальную речь, валяйте. Даю пятнадцать секунд.
Все угрюмо молчали, и тогда подполковник заговорил сам:
— Хоть в чем-то ему подфартило. Если уж и нам суждено… то… Короче, чтобы и о нас так позаботились.
От этих слов Пашку тут же стошнило. Стоявший рядом милиционер похлопал пацана по спине и, пытаясь, нет, совсем не поддержать и успокоить, а скорее привести в рабочее состояние, пробурчал:
— А ну, Орлов, отставить. Ты мужик или нет?
— Я все… Дядя Толя, я сейчас… — от властного голоса Нестерова мальчишка вздрогнул и начал спешно вытирать губы рукавом куртки.
— Так, похороны объявляются закрытыми. Поминок не будет, так что всем рассредоточиться.
Подполковник ФСБ думал, что поставил точку в траурной церемонии, но Пашка неожиданно спросил:
— А надпись?
— Какую еще, нахрен, надпись?! — Леший стал заводиться, и если бы не мой взгляд, определенно вызверился на мальчишку.