— Иду, — ответила она и вновь рассмеялась.
— Я вернусь через пять минут. — Он шагнул к двери и, не оборачиваясь, вышел из комнаты.
Элизабет посмотрела ему вслед и, вновь рассмеявшись, вскочила с постели.
Пять минут! Никто не посмеет сказать, что она заставила его ждать.
* * *
— Ложишься на спину, — объяснял он, — вытягиваешь руки и ноги и осторожно двигаешь ими вверх и вниз. Вот так. — Он продемонстрировал ей, как надо двигаться, а потом поднялся и посмотрел на снежного ангела, которого только что сделал. — Довольно большой получился.
— Ангел Гавриил, — нежно сказала она.
На ней была светлая, подбитая мехом накидка с капюшоном, который покрывал голову. Она выглядела неописуемо красивой в отражающемся от снега свете. И полной достоинства. Но она осторожно легла на снег рядом с его ангелом и, опустив глаза, неторопливо и аккуратно сделала своего собственного.
Он так любил ее, что хотел выть на луну. К тому же он боялся и колебался. Неужели сейчас рядом с ним была его покорная жена?
Или на самом деле она была подавляемой дочерью не имеющей чувства юмора тиранши, готовой вырваться на свободу, как бабочка из кокона? Не пролетит ли она мимо него, когда расправит свои крылья?
— Ах, — сказал он, когда она поднялась на ноги, — какой изящный ангел. Я думаю, это ангел-хранитель. Ангел Джереми. А может, и мой.
Она посмотрела на него и улыбнулась, и затем подняла глаза к небу.
— О, смотри, — сказала она, — облака рассеиваются. Смотри, какое чудо.
Светила почти полная луна, и внезапно оказалось, что небо все усыпано звездами. Сегодня вечером они выглядели необычно яркими, возможно, потому что он был в деревне, а не в Лондоне, как обычно.
Одна звезда особенно привлекла его внимание. Он шагнул к Элизабет поближе и указал рукой на эту звезду.
— Полагаю, что волхвы все-таки находятся в пути, — произнес он.
— Эдвин, — тихо спросила она. — У тебя когда-нибудь было такое прекрасное Рождество?
Звук его имени на ее устах согрел его. Нет, у него никогда не было Рождества или момента прекраснее. Если он задержит дыхание, сможет ли задержать это мгновение этот момент навсегда?
— Нет, — ответил он ей.
Он хотел положить руку ей на талию, привлечь к себе и, возможно, произнести — с опозданием на год, но лучше поздно, чем никогда, — слова, идущие от сердца, столь трудные для человека, который большую часть своей жизни говорил на сухом языке бизнеса и торговли. Но Элизабет повернулась к нему, прежде чем он смог осуществить свое намерение, и в полутьме он мог видеть, что ее тело было напряжено, а выражение лица было взволнованным.