Молодой Ротгар, законный их наследник, никогда не чурался постоянной тяжелой работы по дому, он не знал, что такое муки голода, и вырос высоким и сильным мужчиной. Эдвин, так и не признанный стариком Ротгаром, никогда не смог дотянуться своим ростом ни до брата, ни до отца. Тяжкий труд почти в младенческом возрасте сгорбил его плечи, а с приходом каждой зимы у него становилось на один зуб меньше.
Только после смерти старика молодой Ротгар узнал о существовании Эдвина. Он был слишком гордым человеком, чтобы принять дары, которыми был готов его осыпать Ротгар, — он попросил у него только вот этот участок земли, который предстояло еще расчистить.
Когда Ротгар объявил о своем намерении выступить на защиту Англии, Эдвин упросил его взять с собой.
— Правда, у меня теперь есть что терять, свою землю, — с гордостью сказал он, оглядывая свой участок в несколько акров.
В эту минуту Генрих что-то пропищал. Он попытался ему улыбнуться, ободрить его улыбкой, чтобы отвлечь внимание ребенка от матери, рыдавшей на его плече. Голубые глаза Генриха, слишком серьезные для пятилетнего карапуза, встретили взгляд Ротгара с детской беспечностью. Вырвав руку из руки Хелуит, он быстро побежал в поле и скрылся в лесу. Ротгар был уверен, что теперь Генрих никогда не перепутает его с Эдвином.
— Как умер Эдвин? — наконец спросила Хелуит.
— Я мало что знаю, — ответил Ротгар. — При Гастингсе он сражался рядом со мной. Плечо его пронзило копье, но рана, судя по всему, не была смертельной. Но больше я его не видел, так как меня самого ранили и вынесли с поля боя. До тех пор, покуда я не увидел тебя там, во дворе, я все еще надеялся…
Хелуит освободилась из объятий Ротгара и стала вытирать слезы.
— Они все забрали у нас, Ротгар, они лишили нас всякой надежды. Но, слава богу, они отпустили тебя на волю, не причинив особого вреда.
Ротгар молчал.
— А это что такое, Хелуит? — спросил он, показывая на синяки.
Она замолчала, ушла в себя. Наконец сказала:
— Он называет это моей отметиной. Я должна благодарить его, — за то, говорит он, что ему очень нравится моя кожа и что он лишает себя большого удовольствия покрыть ее всю шрамами раскаленным металлом из-за моей постоянной неуступчивости. Когда эти синяки пройдут, он пообещал поставить другие.
— Кто этот человек? — закричал Ротгар. — Я убью его, клянусь.
Слабая улыбка тронула уголки ее губ.
— Он раздавит тебя как червяка, на которого неосторожно наступила копытом лошадь.
— Гилберт, — назвал Ротгар имя, ни на йоту не сомневаясь в своей правоте. Это слово пронзило его мозг, оно раздражало его, так как у него перед глазами сразу возникала другая картина — вот он, высокий, худой, беспомощно лежит на спине, а этот ухмыляющийся норманн отдает приказ: «Проколи его мечом, — от этого его глаза загораются злобной радостью».