Я тоже попыталась улыбнуться.
— Возможно.
В то утро мной снова овладела апатия. Когда Марк пошел расплачиваться за гостиницу, я забралась в уютную широкую кровать накрылась одеялом и впала в оцепенение. Вернувшись, Марк тоже залез в постель и навалился на меня. Его холодные руки ласкали мое тело, горячее дыхание обжигало ухо, а я просто лежала, глядя в потолок через его массивное белое плечо и ждала, когда он кончит. Наконец он застонал, вздохнул и начал покрывать поцелуями мое лицо, шепча ласковые слова, но я не верила в то, что все было чудесно и замечательно. Я ничего не почувствовала — ни облегчения, ни избавления от горя. Я снова погружалась в бездонный колодец одиночества. Пока Марк собирал наши вещи и прибирал в комнате, я неподвижно лежала на своей половине кровати, уставившись в стену. Потом Марк помог мне выбраться из постели и усадил в арендованную машину. Предполагалось, что я буду сверяться с картой, чтобы мы не заблудились, но мне было лень сделать над собой даже такое незначительное усилие. Вместо этого я смотрела в окно на залитые дождем окрестности. Мы проезжали мимо мокрых скал и вересковых пустошей, древних памятников и современных одноэтажных домов, окруженных садами с аккуратно подстриженными деревьями. Я тосковала по Луке. Каждый вдох, каждый удар сердца напоминал мне о нем. Марк включил радио. Какой-то слушатель интересовался, почему ирландцы все реже посещают церковь по воскресеньям. Я не помню, что ему ответили, но все церкви, мимо которых мы проезжали, были окружены тесно припаркованными машинами — громоздкими, массивными внедорожниками, принадлежащими солидным семейным людям. Марк вел машину очень осторожно, и это меня раздражало. Мне не хватало бесшабашности Луки, скорости, на которой он проходил крутые повороты, его манеры убирать руки с руля и вести машину локтями, одновременно прикуривая сигарету и рассматривая карту или доставая мобильник из заднего кармана брюк. Я вспоминала, как Лука включал радио и покачивал головой в такт музыке, если передавали песню, которая ему нравилась (а его вкусы были весьма разнообразны). Если звучал рок, его голова начинала раскачиваться вверх и вниз, а длинные волосы падали на лицо. Я не могла забыть его широкую открытую улыбку и смеющиеся глаза.
— Чему ты улыбаешься? — спросил Марк.
— Да так, ничему.
— Ты думала о Луке?
— Да.
Марк положил руку на мое бедро. Почувствовав это дружеское пожатие, я немного расслабилась и тихо заплакала. Слезы принесли мне облегчение.
Скалы Мохера находились в поросшем буйной зеленью уголке на крайнем западе Ирландии. К ним вела тропинка, вдоль которой стояли люди, торгующие компакт-дисками с кельтской музыкой, вязаными свитерами, шляпами, разнообразной бижутерией и небольшими картинками, нарисованными на полированных кусочках серого аспидного сланца.