Н подошел к войлоку, лежавшему перед иконой, и оттащил его в сторону. Во-первых, кристалл указывал именно на это место, а во-вторых, как гласит старая мудрость — искать следует там, где светло.
Открывшиеся плиты ничем не отличались от остальных. Н обстучал их черенком ножа — глухо. Осмотрел зазоры. Плиты были подогнаны столь плотно, что даже лезвие не входило. Зато Н обратил внимание на угол одной из них: он был измазан полустершейся шпатлевкой. Н поскреб ее ножом — обнаружилась едва заметная трещина. Ткнул в нее лезвием — вошло! Но поддеть угол не получалось. Н действовал деликатно; он никогда не рассчитывал на силу, в особенности, если работал инструментом; единственный инструмент, который готов принять бесконтрольное силовое воздействие — это кувалда, говаривал ему отец, все остальные инструменты рассчитаны на сноровку; вот и теперь, действуя ножом, как рычагом, Н был расслаблен всем телом, потому что сейчас именно оно слушало нож, оценивая растущее в нем напряжение: можно еще нажать, еще чуть-чуть… И угол сдвинулся! Неуловимо для глаза — но Н ощутил это! Значит, снизу камень ничто не держит, он не приклеен связующим раствором, он просто лежит… Что это означает — было ясно, уж куда яснее, но Н гнал от себя эти мысли. Он вдруг засуетился, из-за этого потерял точность и несколько минут возился, пока не выцарапал кусок плиты из пола. Плита лежала на песчаной подушке. Н выгреб немного песка, чтобы можно было просунуть пальцы под плиту, зацепил ее обеими руками… она поднялась удивительно легко. Н положил ее на соседнюю плиту, отошел к войлоку и опустился на него. Вот и все. Вот и все… Других слов у него не осталось. Да и нужны ли тут какие-то слова? И так все ясно. Вот и все… Он сидел расслабленный, бездумный, смотрел на огонь свечи, на песок, под которым долгие, долгие годы его ждали знаки его судьбы; даже на черного ангела взглянул, но без торжества и тем более без превосходства — только этого недоставало. Нет, он взглянул на ангела дружески, как бы говоря: ты на меня рассчитывал, и я тебя не подвел. Вот и все…
Потом он вернулся к отверстию, вычерпал ладонями песок. Ведер пять, не больше. Соседние плиты, разумеется, лежали на бетонной основе.
Под песком был железный люк. Без запоров, с отлично смазанными петлями. Н выломал из огарка свою свечу и спустился по рыхлой от ржавчины железной лестнице. Схрон построили щедро: в вышину больше трех метров, понизу — приблизительно три на пять; свеча с трудом доставляла свет и к своду, и к противоположной стене. Но дышалось легко, и свет не вяз в обычной для таких подземелий застойной сырости — воздух был сухим. Очевидно, вентиляция сохранилась, и хотя храм строили где-то в конце Х1Х века, в спокойные времена, архитектор знал, что придет день, когда храм разорят, но схрон при этом пострадать не должен.