В душе у нее шевельнулся гнев. Она злилась на себя за то, что так легко уступила этому холодному, черствому солдафону. Расправив плечи, она презрительно прищурила глаза.
— Как я сразу не догадалась? А она случайно не рассказала вам, почему я угодила в яму?
Рич наморщил лоб.
— О чем вы?
— Спросите Кристину. Похоже, она знает ответы на все вопросы.
— Вы считаете, что в том, что с вами произошло, виновата она?
Вирджиния шумно вздохнула.
— У меня есть все основания подозревать, что это ее рук дело.
— Вы отдаете себе отчет в том, насколько серьезные обвинения вы выдвигаете?
Напряжение нарастало — оно было разлито в воздухе. Голос Рича звенел от нараставшего в нем гнева, который грозил вот-вот вырваться на поверхность. Что-то подсказывало Вирджинии, что его ярость вызвана не только тем, что она не сказала ему всей правды о себе, — за этим крылось нечто другое.
— Принимая во внимание то обстоятельство, что Пол ваш лучший друг, я не собираюсь давать этому делу ход, — сказала она. — Однако позвольте спросить, что такого предосудительного я совершила. Неужели изменить имя это преступление?
Не сводя с нее безжалостного взгляда, Рич произнес фразу, которая окончательно сбила Вирджинию с толку:
— Это касается вашего брата, Роберта Спенсера-Китса.
У Вирджинии вытянулось лицо; она почувствовала, как по спине у нее пробежал холодок.
— Бобби? — ошарашенная, пролепетала она. — Но я не понимаю. Что такое вы говорите? При чем здесь мой брат? Он погиб… погиб на войне…
Рич был непреклонен.
— Ваш брат погиб в Лондоне во время бомбежки. В тот же день погибла и моя жена. Ее обнаженное тело извлекли из руин отеля вместе с телом молодого офицера, которым — как установили — и был ваш брат. Теперь вы понимаете? Понимаете, что имя Спенсер-Китс не вызывает во мне никаких иных чувств, кроме ненависти и презрения?
В столь беспощадной манере выложив Вирджинии всю правду, Рич и не предполагал, какой душевной травмой это обернется для нее. Он не подозревал, что лишает ее самого ценного — светлой памяти о брате. Связанные с именем Бобби воспоминания, которыми она так дорожила, в которых находила покой и тепло, внезапно увяли, как сломанный цветок. Сердце ее сжалось от боли, на глаза навернулись слезы.
— Нет, — прошептала она, дрожа от ужаса и в смятении качая головой, отказываясь верить своим ушам. Колени у нее подогнулись, и ей снова пришлось ухватиться за спинку стула, чтобы устоять на ногах. — О, нет, этого не может быть!.. Это какая-то чудовищная ошибка…
— Это правда, — сказал Рич.
Если он в тот момент и питал чувство жалости к ней, то этого никак нельзя было сказать по его каменному лицу. Гнев застилал ему глаза.