— Недолго мне осталось быть при вашем величестве! Недолго мне моим счастьем несказанным наслаждаться!
— Про что ты говоришь? И кто отнимает у тебя твое счастье? — сдвигая брови, спросила императрица, не любившая этих предисловий, за которыми обыкновенно следовали какие-нибудь новые каверзы или сплетни.
В этом смысле за Юшковой всегда оставалась пальма первенства, и государыня, подчас любившая быть в курсе всего, что делалось при ее дворе, иногда не прочь была выслушать свою любимицу.
Однако на этот раз Анна Иоанновна не была особенно расположена к беседе с придворной вестовщицей, и последняя, заметив это, еще сильнее пригорюнилась.
— Договаривай, коли начала, — гневно заметила императрица. — Про что ты речь завела? Кто тебя обидел? На кого жалобу принести хочешь?
— Помилуйте, матушка вы наша! Да смею ли я, холопка, ваше величество своими жалобами утруждать! Я свое место знаю и понимаю, чем я вашему величеству обязана и как должна себя пред вами содержать!..
— Знаешь, да не всегда исполняешь! — строго заметила государыня. — Договаривай, что ли… На кого ябеду сочинила?
Юшкова обиделась.
— От роду я ябедницей пред вашим величеством не бывала! — сквозь слезы произнесла она. Я к тому и свою речь повела, что я пред вашим величеством поставлена так, что мне грозит опала, коли я вовремя сама от вас убраться не догадаюсь!.. Да силушки моей не хватает… Привыкла я на наше солнышко красное каждый день любоваться. Не стерпит мое сердце преданное, чтобы вас, ваше величество, не видеть!.. Не уйду я сама; дождусь, пока лихие вороги меня от вас выживут!
— Никаких у тебя нет лихих ворогов и никто тебя выживать не думает!.. А если ты на герцога в обиде за то, что он обрезал тебя, так сама виновата: не подвертывайся, не суй своего носа куда не следует!
Юшкова покраснела.
— Уж кому бы гневаться на меня, да не его светлости, — язвительно заметила она. — Уж пред кем я лишним своим глупым словом и виновата, да не пред ним!.. Как камень я молчу… слова от меня никто никогда не слыхал!
— А что бы ты сказать про него могла? — гневно сдвигая брови, произнесла императрица. — И кто бы тебя слушать стал?
В душе Анна Иоанновна была сильно заинтригована, но не хотела показать это. Уже несколько раз до нее доходили намеки о каком-то увлечении герцога, и хотя отношения состарившейся императрицы и состарившегося вместе с нею фаворита уже давно не носили никакого романтического характера, но равнодушно слышать о том, что она называла «неверностями» Бирона, Анна Иоанновна, по старой памяти, не могла, и всякий намек на что-нибудь подобное заставал ее врасплох.