Андрей неожиданно ярко представил себе Охлобыстину. Стоит, сдвинув на затылок фуражку, широко расставив ноги в зеркально начищенных сапогах. Отчитывает Шекспира. Драматург склонил патлатую, с наметившейся плешью, голову. И как тебе взбрело на ум сделать Джульетту тринадцатилетней? Я не подумал. Нужно думать, Уильям. Пора запомнить. В жизни всегда нужно думать, Виля. Стек угрожающе похлопывает по черному голенищу…
Доска дрогнула, начала прогибаться.
Не успел Андрей ужаснуться, как мучительный миг «скольжения» закончился. Под ногами была булыжная мостовая. За спиной стучали подковы. Солнце золотило церковные кресты.
— Не концлагерь, — пробормотал Андрей.
Мариэтта глянула с изумлением:
— А я подвалы Лубянки представляла…
— Поберегись! — лихо заорал кучер.
Отделение «КП-29» шарахнулось на узкий дощатый тротуар. Мимо прокатила коляска с задастым кучером на облучке.
— Москва, как много в этом звуке! — вполголоса продекламировал, озираясь, Генка.
Вокруг действительно была Москва. Андрей даже узнал место — Голицынская больница внешне не слишком изменилась. Разве что асфальта нет. Тянулась Большая Калужская. Узнать трудно: невзрачные домики, что-то казенного вида — похоже на сиротский дом.
Бум-мм! — ударили часы под вензелем. Четверть первого.
— Так, нечего туристами себя чувствовать. Берем след и двигаем.
— Постойте! — шепотом завопил Алексей Валентинович. — Какой след?! Люди же кругом ходят. Нас мигом в участок сволокут. Или к этому, как его, околоточному!
— Коллега Беркут-Томов, вы же наставление по теории читали. Не отложилось? — с интересом спросил Андрей. — Видеть нас видят, но подсознательно избегают. Если заговорим, то ответят и поспешат уйти. К околоточному потащат, только если вздумаем бегать, задирать юбки дамам и требовать немедленно показать, где здесь интернет-кафе.
— Пардон, инстинкт сработал, — отдуваясь, признался Алексей Валентинович.
Инстинкт действительно работал. Было не по себе. Команда осматривалась. Капчага первой стянула с себя куртку:
— Погодка у них здесь ничего.
Потихоньку решились и двинулись по улице.
Мимо прокатила еще одна коляска. Красивая дама, сидящая рядом с ослепительно-белоснежным офицером, глянула поверх голов. Сверкнули шитые погоны и украшения.
— Но это, Николя, лишь entre nous.[8]
— Непременно, Элен, dans le pays du tendre…[9]
Полковник преданно кивал собеседнице, его благообразное лицо казалось вдвое шире из-за пышных бакенбард. Дама томно сжимала запястье кавалера лапками в ажурных перчатках.
— Абздольц, вот это шляпа, — с долей ужаса прошептала Мариэтта.