— Скажи.
— Это было чудо.
— Ты смеешься надо мной?
— Ничуть, посмотри на тысячу долларов. Пойди спроси у Майка. Попроси продемонстрировать еще раз и не забудь принести мне деньги.
— Джубал, мне не нужна твоя тысяча.
— Ты ее и не получишь. Спорим?
— Джубал, ну как я могу туда явиться? Сам понимаешь…
— Тебя встретят с распростертыми объятиями и не потребуют ни словечка объяснений. На это тоже можно поставить тысячу. Бен, ты не провел там и суток. Ты уверен, что понял, что они собой представляют? Разве тебе хватает суток на сбор материала, когда ты собираешься кого-нибудь ославить в газете?
— Нет, не…
— И после этого ты говоришь, что любишь Джилл! Ты не хочешь уделить ей даже десятую долю внимания, которое уделяешь грязным политикам. А она столько сил приложила, чтобы тебе помочь. Где бы ты был сейчас, если бы она действовала так же решительно, как ты? Скорее всего, жарился бы в аду. Тебя волнует их дружеский блуд? Знай: это не самое опасное.
— Есть что-нибудь опаснее?
— Христа распяли за то, что он проповедовал, не спросив на это разрешения властей.
Кэкстон помолчал, погрыз ногти и поднялся.
— Я пошел!
— Поешь сначала.
— Нет, я пойду.
Через двадцать четыре часа Кэкстон перевел Харшоу две тысячи долларов. Целую неделю от него не было известий! Джубал отправил ему письмо: «Чем ты занимаешься, черт тебя возьми?» и получил ответ: «Изучаю марсианский. Твой брат Бен».