— Товарищ Зомбарт, Екатеринбург не сдан? — обратился к нему Ребров.
— Шорт его снает. Связь прерван, имеем только провод Исети. Надо посылайт разведку.
— Я еду при всяких обстоятельствах, давай ребят, — вот и будет разведка.
Зомбарт вскинул свои холодные голубые глаза на Реброва, долго вглядывался в него, что-то соображая, наконец, как бы нехотя, ответил:
— Поезжай, возьми три ребят и пакет для командарм… Звони Исеть, што молшишь? — крикнул он дежурному по станции.
Длинные вызовы по железнодорожному телефону долго оставались без ответа: наконец, звонок отбрякнул два раза сигнал Исети.
— Исеть? Исеть? — кричал дежурный. — Путь в Екатеринбург свободен? А? Что? Кавалерия? Какая кавалерия?
Телефонная трубка хрипела. Кто-то кашлял в ней металлическим кашлем. Потом послышался пронзительный свист, похожий на шипение трамвая, наконец, треск и — совершенная тишина. Телефон не действовал. Дежурный отошел к столу, за которым сидел Зомбарт.
— Исеть передает, что через пути проходит неизвестно чья кавалерия. От Екатеринбурга ничего не слышно.
— Ну? — повернулся к Реброву Зомбарт.
— Поезд. Давай ребят.
Паровоз с потушенными огнями стоял, готовый двинуться в путь. Зомбарт пытался вызвать из запасной бригады добровольца машиниста. Все отказались. В молчании Зомбарт размышлял, кого бы ему назначить, взглядом изучая лица машинистов. Вдруг из сгрудившейся толпы угрюмых вышел старый машинист и, обращаясь к Зомбарту, сказал:
— Я поеду. У меня в городе семья. Мне все равно.
Ребров пробурчал:
— Если предашь, подохнешь первый!
Трое красноармейцев с винтовками устроились на паровозе, боясь выпустить из-под своего наблюдения странного машиниста.
От Таватуя до Екатеринбурга пятьдесят верст. Надо было спешить.
Поезд тронулся и помчался, как шальной. Видимо, машинист и в самом деле торопился в город.
Он все больше и больше поднимал в котле пар, не жалея топлива. Паровоз с каждой минутой усиливал свой бег по этому мертвому участку. Среди кромешной тьмы стальное чудовище наобум неслось вперед. Пелена дыма и искр не отрывалась от трубы локомотива, а словно резиновая, растягиваясь, тянулась низко над составом, гасла и исчезала. Освещенный дождем искр, поезд мчался по темной просеке окружавших его со всех сторон лесов.
— Нас очень видно, — сказала Валя, — могут обстрелять.
— Не бойся. Сейчас приедем. «Вот только не спустили бы под откос», — подумал Ребров про себя. Валя притихла; не сознавая всей опасности, она ее чувствовала. Ребров не отходил от окна, тщетно вглядываясь в темь. С большим трудом он различил будто в одно мгновенье промчавшиеся строения Исетского разъезда. Машинист не остановился, не сбавил хода, и поезд промчался дальше, на Екатеринбург. «Что он, с ума сошел?» — подумал Ребров и схватился уж за рукоятку тормоза, но вспомнил, что трое красноармейцев, наверное, не дремлют, и, значит, путь свободен впереди. Вдруг раздался резкий свист.