— Он сам себя причислил к ним. Сам! Эх-х…
— Оставь меня, — отстраняет его руки Гриша.
— Заткнись, — схватил слепого Семен и, закинув мешком на плечи, побежал в село.
— Я все равно! Я должен! Я не могу жить! — текли слепые слезы по шее Семена. — Пусти меня!
— Заткнись! А то не гляну, так вломлю, что забудешь про геройство! Ишь, не может он жить! А я смог? Сдохнуть легко! Стоит захотеть! А ты жить захоти! Выжить! А то ишь расползся! Фронтовик! Баба ты паскудная.
— Пусти!
— Пущу! Принесу, вломлю и пущу! Скотина! — орал Гиря. А перед глазами снова лицо бабки Тани всплыло. Доброе. Тихое. Она одна, не гнушаясь, звала сыном и его… Мать солдатская, безвременная вдова, она любила по-своему, по-матерински и его — Семена. Любила одна. Одна за все село, за всю жизнь… А за что, и сама не знала.
— Сынок! Спасибо тебе, — седые пряди спутали руки Гири. Она все поняла. Сердцем…
Семен тихо вышел из избы. Через час ему уходить. А дел еще много. Очень много.
— Прости меня, мать, — обнял старушку Гиря.
— Как же мы без тебя будем? Что же ты? Зачем уезжаешь? Ведь не чужой! Свой ты мне. Останься, сынок! Чего по свету мотаться?
Гиря боялся этих слов именно от нее. Ведь вот недавно совсем она его выходила. А мог бы и умереть. Мог. Целый месяц она от него не отходила. И вытащила. Живым из могилы. Сколько кентов при этом в лагерях умерло. А она его спасла. Сама. Хотя свой сын слепой. Но и на Семена ее сердца хватило.
Но нет! Нет! Надо ехать! Скорее! Скорее от этих глаз! От села! Он торопливо закрывает дверь. Скорее. Не надо оглядываться. Ведь квиты! Она тебя, а ты Гришку спас. Подумаешь, некуда ехать! Есть куда. Там Скальп. Скорее!
Под ногами песок замер. Обсох валун. Пора идти. Прощай село. Прощайте воспоминания. Здесь умерли шесть лет. А он выжил и уходит. К воспоминаниям нельзя возвращаться.
— Жж-ив, жж-ив, — скрипит под ногами песок. Семен оглядывается. Вот и все. Исчез из вида совхоз. Скрылся за поворотом. Лишь узелки на песке. Но их тоже смоет. Кто вспомнит о нем. Скоро забудут. Да и что помнить? Кто он им? Чужой человек. Чужая жизнь. Она никому не нужна.
— Торопишься?
Гиря удивленно оглянулся. Панкратов! Ему-то что нужно?
— Тороплюсь, — ответил Семен.
К
— ся.
— останься. До сегодняшнего дня я не просил тебя. Сам знаешь.
— А что изменилось.
— Многое. Трудно нам без тебя будет.
— Кому?
— Мне, Андрею. Да и бабке.
— Не надо, Василий Иванович, жили же без меня.
— Жили. Покуда пришлым считали. А ты вон свою жизнь подставил. За Гришку. Не испугался. Не бросил. Жить заставил. И уходишь. А к кому?