— Угораздило эдак! До шеи весь перепачкался.
— Говно к говну липнет, — рассмеялась вторая, конопатая, пухлая бабенка.
— Ох! Скорей иди отмойся, — потащила Владимира к бочке с водой рыжеволосая, громадная доярка. И, вытряхнув поселенца из телогрейки, быстро очистила ее. Поворачивая его самого во все стороны, счищала с брюк налипший навоз.
— Ты не робей. Не гляди, что языкатые. С коровами о чем говорить? А друг с дружкой — никто не уступит. Вот и тебе досталось. А ты чей будешь? Что к нам занесло? Кто ты? — засыпала она вопросами поселенца.
— Скотником к вам пришел. Работать буду.
— Вот и хорошо. Помощник, значит. А звать тебя как?
— Владимир.
— С семьей?
— Один я.
— А кто ж тебя послал к нам?
— Заведующий Емельяныч.
— Где живешь?
— Сам не знаю. Что дадут.
— Эй! Бабы! Это же скотник, новенький! Идите знакомиться! — крикнула баба.
— Пусть подождет. Управимся вот тут!
— Успеем!
— Невелик начальник — прыщ на заднице.
— А чего знакомиться?
— Ладно, ну их! Возьми-ка лопату. Почисти стойла. — Помоги сено разнести. Так-то оно лучше будет. А управимся с дойкой — познакомимся, — сказала баба и ушла на другой конец фермы.
— Дикарки какие-то! Впервые в глаза человека видят и тут же осмеять норовят. Эх, деревня-лаптежница, — досадливо крутит головой поселенец.
Лопата выскальзывает из рук. Три стойла почистил, а устал. Владимир взялся чистить стойла напротив. В темноте не увидел доярку, сидевшую у коровы. Задел лопатой скамейку, на какой сидела баба. Та упала с грохотом. Выронила подойник. Корова шарахнулась в сторону.
— Прислали недоделка! Своих таких полно! Так и этот! Слепая задница!
— Чего орешь? Дура! — не стерпел поселенец.
— Кто дура?
— Ты! Кто ж еще?
— Ладно. Посмотрим, — поджала доярка губы и… запомнила.
Когда поселенец заканчивал чистить стойла, зашел Емельяныч.
— О! Уже работаешь? Молодец!
— Кого ты прислал, Емельяныч? — подошла к нему доярка.
— Скотника прислал.
— Он же пьяный. Меня обозвал. Вон бабы слышали. Убирай его от нас!
— Не слушай ты ее, малахольную, Емельяныч! Она сама его тут облаяла. Ну задел ее человек нечаянно. Она и заорала — вступилась за поселенца старуха.
— Это я малахольная?
— Ты! Брехунья!
— А ты — старая потаскуха!
— Эй! Бабы! Тихо! Не то обоим сейчас поддам. Ну, замолчите!
— Чего рот затыкаешь? Неспроста ее в передовики тянешь! Знать тоже у нее бываешь?
— Да заглохни, ты! — оттолкнул ее поселенец от Емельяныча. Старуха, вытирая фартуком глаза, молча отошла к своим коровам.
— Не буду я этой помогать, — указал Трубочист на горластую доярку — свою обидчицу.
Та насторожилась.
— А что, я за тебя за ее коровами ходить буду? Коровы при чем? Тебя ж никто не заставляет за дояркой ухаживать! — перебил Емельяныч.