— Конечно, нет.
— Я Карагинский хорошо знаю. Покажу все, что вас может заинтересовать.
— Спасибо.
Через полчаса катер ткнулся носом в угрюмый, неприветливый берег острова. А, едва два пассажира вышли на берег, старшина развернул судно и крикнул двоим на берегу: «До завтра!».
Аркадий огляделся. Остров наступал вплотную темными сопками, хмурыми, недовольными, что их снова потревожили беспокойные человеческие голоса. Дома, с заколоченными окнами, походили на слепых стариков, что расселись на пригорке, прошлое вспоминают. Кривая улочка бежала меж ними, как граница между прошлым и будущим. Туман лохмами опускался с голов сопок на крыши домов. И те скоро стали походить на призрачные тени, уходящие в небытие. Стирались силуэты, контуры. Они были и не были. Туман надежно спрятал их за своею спиною. Словно не хотел, показать приехавшим лицо села. Оно было и не было. Оно жило и умирало. Здесь редко бывали люди. А если случалось, что приезжали, то тоже ненадолго. Карагинский привык к одиночеству. К ветрам, к штормам, к морозу и снегу. Забытым подкидышем земли жил он как мог. Ни на кого не жалуясь, ни от кого ничего не требуя и не прося. Люди не любили его, земля оттолкнула. Судьба забыла и обошла радостью. Но он был.
— Пошли, — тронул за локоть Ярового сопровождающий. И двинулся вперед вверх по тропинке. Потом оглянулся.
— Где остановимся?
— Не знаю, — пожал плечами следователь.
— В доме Николая?
— Который погиб? — спросил Аркадий. — Да.
— Нет. Лучше в дом поселенца. Вы его знаете?
— Конечно.
— Вот и хорошо. — Сопровождающий свернул к дому. Открыл дверь ключом. — Входите!
— Здесь после поселенца кто-нибудь жил? — спросил Яровой.
— Нет. Никто.
— Хорошо, пройдем, — и шагнул в темноту.
Сопровождающий зажег свечку. Поставил на стол.
— Располагайтесь, — повернулся к Аркадию. И, заметив на печке ведро, взял его, пошел к роднику.
Следователь решил не терять времени зря и осмотреть до мельчайших деталей комнату и кухню. Заметил, что у входа стоят сапоги и ботинки поселенца. Забыл. Ведь совсем крепкие! Видно, отъезд был спешным, и к нему Сенька не готовился заранее. А значит, обстоятельства вынудили. Но не своя вина. Иначе б не оставил обувь. Был уверен, что на новом месте будет обут не хуже. Ботинки были сорок четвертого размера. Да, громоздкий мужик. Каблук правого ботинка стерт во внутрь. Косолапый что ли? Каблук левого был цел. Значит, нога была травмирована. Шнурки на ботинках видно никогда не развязывались. Задник измят. Значит, снимал и надевал не расшнуровывая. Что это? Неряшливость или болезнь мешала нагнуться? А вот и сапоги — почти новые. Яровой осматривает подошвы. В рубцах сухие травинки, мох вперемешку с грязью. В тундре был в последние дни. В селе, покуда шли, видел: ни травы, ни мха нет. Зачем он ходил в тундру?