Яровой решил сходить в тундру. Зачем? Пока он сам не знал. Шел, чтобы побыть там, где ходил поселенец. Его дорогами, тропами и бездорожьем. Увидеть то, что видел он. Как знать, возможно что-то заметит, поймет, и разгадает этого так и непонятого никем Сеньку.
Горбатая — как убогая старушонка — улица вывела его из села и, внезапно оборвавшись, умерла у могилы. Аркадий снял шапку. Опустил голову. Долго стоял молча. Будь старшина живым, он смог бы многое рассказать ему о Сеньке. Ответить на все его вопросы. Он один, единственный, кто лучше других мог узнать и понять поселенца. Но не стало его. Нет, жизнь сурова… Яровой медленно уходил от могилы. Поднимается вверх по тропке, едва виднеющейся, когда-то хоженой, а теперь забытой. Перед ним раскинулась тундра. Вся в кочках, в мелких слабых деревцах. Таким и жизнь не в радость смерть не в награду. Они — как люди, прожившие впустую, не обзавелись в жизни корнями. Не ухватились за землю покрепче. А теперь и жить не хотят и умереть боятся. Яровой наступает на кочку, она не выдерживает тяжести и, вздохнув, взорвалась грязью, как злобой, обдав его с ног до головы прокисшей, черной вонью.
«Как нарыв, как чирей лопнула», — думает Аркадий усмехаясь, и оглядывает тундру. Она вся в нарывах, как в язвах. От них стоит зловонный запах. — Больная земля, злая, неприветливая. Она никого не согреет. Никого не порадует. Она не даст отдохнуть, присесть. Никому тепла не подарит. Самой не хватает. Не видит она солнца, радости не знает, лишь туманы да морозы известны ей. Вот и болеет. Даже постоять за себя не умеет достойно. Плюется грязью».
Он делает еще несколько шагов и останавливается от неожиданности.
Ветхая, толстобокая кочка сплошь усеяна клюквой. Яркокрасной. Она выжила под снегом. Перезимовала. Никто не собрал ее в пору зрелости. Глубокой осенью. Некому было лакомиться ягодой. И смерть не взяла. Морозы не убили. Вода, сырость не сгноили. Вот и жива, живет. А для чего, для кого? Яровой срывает несколько ягод. Кожура одной лопнула, сок брызнул на руку. Как он похож на кровь! А может это и есть кровь? Живая кровь земли Камчатской. Капля сока течет по ладони. Срывается на землю. Вот и все. Откуда вышла, туда и ушла. Тихо умерла. Без крика. Без стонов.
Яровой идет дальше. Тощие, низкорослые березки, как безобразные старушки, шепчут ему о чем-то. Стволы их то в узел связаны, то петлю закручены. Жалкие порождения земли. Они выжили. Живут, но зачем? Кому нужна их жизнь. Что толку в них для человека? Он оглядывается, ему почудилось чье-то второе дыхание. Совсем близко. Он отчетливо слышал его. Но рядом никого. Лишь кочки, оттаивающие по теплу, пускают грязные пузыри. Вздыхают.