Неужели отец считает ее умной? Амелия подавила не подобающее леди фырканье. Как странно, что при этом он не считает ее способной выбрать себе мужа.
— Право же, крайне неприятно, что дошло до этого. Но я настаиваю, выбирай: или то, или другое!
Какой уж тут выбор? И одна и другая формы наказания одинаково отвратительны и ненавистны. Но Амелия вовсе не была дурой и потому решила: уж лучше играть роль клерка и сидеть в задней комнате какого-нибудь захудалого офиса в графстве Уилтшир, чем провести хотя бы неделю в обществе убогих монахинь, — и отец отлично знал об этом.
— Ни за что не пойду в монастырь, — сказала она, крепко стискивая зубы и сжимая в кулаки руки, опущенные вдоль боков.
К ярости Амелии, губы отца искривились в неком подобии улыбки, будто его позабавило ее высказывание, но тотчас же он кивнул сумным и важным видом. Она же предпочла отвернуться, чтобы не видеть удовлетворенного выражения на его лице.
Гарольд Бертрам сделал жест рукой в сторону двери и сказал дочери:
— Да, ступай. Пока что закончим. Я поставлю тебя в известность относительно подробностей этой работы, как только закреплю за тобой место и уверюсь в абсолютной скромности и надежности работодателя.
Амелия покинула комнату с высоко поднятой головой и спиной, прямой и неподвижной, как шомпол, хотя гордость и достоинство ее остались лежать, попранные и истерзанные, на полу кабинета.
Двадцатью минутами позже в своем доме Томас шел по коридору, на ходу избавляясь от стеснявшего его сюртука, сшитого на заказ портным; и иных частей туалета, предписываемых законами светского общества. Приступать к возлияниям было еще рано, а потому он велел дворецкому подать ему кофе в библиотеку.
К тому времени, когда он плюхнулся на диван, он уже успел отделаться от тяготившего его галстука, три верхние пуговицы его льняной рубашки были расстегнуты.
Томас с неудовольствием смотрел на письменный стол в дальнем конце комнаты. Его внимания дожидались законопроект, посвященный реформе, пачка квитанций с аукциона «Таттерсоллз» и ряд документов, касающихся судостроения и перевозки грузов. Но эта Амелия Бертрам не выходила у него из головы и мешала сосредоточиться на неотложных делах.
Он резким движением поднялся на ноги и принялся ходить от одной стены, уставленной книжными полками, до другой, позволив себе наконец подумать об истинном источнике этого недовольства. И воспоминания, которым он не предавался в течение целого года, вдруг обрушились на него.
Как только девушка вместе с отцом переступила порог бального зала, Томас тотчас же понял, кто она. Гарри Бертрам намекнул, что его дочь Амелия будет сопровождать его на ежесезонный бал к леди Каверли.