Осуществив тройственный поход, Чингиз-хан объединил войска возле Пекина, чтобы, по крайней мере, взять город в блокаду (1213). Там произошла дворцовая драма, которая пошатнула императорский двор цинов. Цинский правитель Чонхей был убит (1213) одним из своих офицеров по имени Хушаху, который посадил на трон племянника своей жертвы – Утупу. Новый правитель (1213-1223) к несчастью был также посредственен, как и его предшественник. Однако Чингиз-хан не был достаточно подготовлен для обычной осады. Будучи осторожным правителем, он дал согласие, несмотря на нетерпеливость своих военачальников, на мир, запрошенный Утупу. Цины выплатили огромную по военным меркам контрибуцию: золото, шелк, три тысячи лошадей, юноши и девушки, одна из которых, джурджитская принцесса, предназначалась для самого Чингиз-хана, и он, взяв добычу, ушел в Монголию через Калган (1214).
Как только монголы ушли, цинский правитель Утупу, считая, что Пекин недостаточно защищен, покинул его и переехал в Кайфын (1214). Это напоминало бегство. Чингиз-хан сделал вид, что этот отъезд означал возобновление военных действий и воспользовался этим, чтобы самому покончить с перемирием. Он захватил Хубей и взял в осаду Пекин. Между Пекином и Хубеем в Па-чоу была рассеяна армия, пришедшая на помощь с продовольствием. Придя в отчаяние, правитель Пекина Ваньен Ченхуэй покончил жизнь самоубийством. Монголы захватили город, расправились с жителями, разграбили дома и устроили пожар (1215). [528]
Разбой и разрушения длились тридцать дней. Очевидно, что кочевники не имели представления, что они могли делать с городом, и каким образом можно было его использовать для укрепления и расширения своей власти. В данном случае наблюдается один из самых любопытных фактов для специалистов человеческой географии: замешательство людей степей, когда, без какой-либо подготовки, судьба дарила им возможность обладать древними цивилизованными странами. Кочевники устраивали поджоги и убивали, конечно, не из-за садистских устремлений, а потому что были растеряны, не зная, что предпринимать в таких случаях. Заметим, что у монгольских предводителей, которые оставались верны ясаку, такой разбой не имел никакого интереса. Военачальник Шижи Кутуку отказался от того, что бы оставить себе что-то от цинских трофеев. [529]
Этим можно объяснить бедственное положение цивилизации. Монголы Чингиз-хана, такими, какими они предстают из летописных текстов и если рассматривать этих степняков в приватном порядке, не представляли из себя негодяев; они подчинялись правилам ясака, в свою очередь являвшегося неблагодарным делом, что было своего рода кодексом чести и достоинства. К несчастью, они странным образом отстали от предшествовавших им орд, в особенности киданей X в. и даже джурджитов XII в., которые, по крайней мере, не допуская массового кровопролития, обеспечивали тут же преемственность предыдущих династий и избегали разрушать все то, что становилось их собственностью. Чингизханидские монголы, несомненно, не являлись более жестокими, чем их предшественники. Благодаря ясаку они были более организованы и под влиянием Чингиз-хана были более уравновешенными. Они старались соблюдать правила морали, но они совершили гораздо больше разрушений просто потому, что были более неорганизованными и даже из-за того, что они более четко вслед за хун-ну, жуань-жуанями, тукю и уйгурами представляли саму сущность варварства.