Гарри злился. Он торчал в чертовом холодном зале, умирая от скуки. Переписывал на пергамент какие‑то буковки и циферки, уверенный в том, что Моуди на его отчет даже не взглянет. Слушал, как шелестят страницы "Придиры", а Луна напевает себе под нос детскую песенку о сером коте, который собрался увезти кого‑то на небо в санках. Вздрагивал и ставил очередную кляксу каждый раз, как у Блейза, развернувшего в углу зала мини–лабораторию, взрывались колбы и пробирки. Дышал вонючим желтым дымом, валившим из котла. И все это вместо того, чтобы быть сейчас там, где он действительно нужен, где его место!
А место его с аврорами.
Он дрался с дементорами и Упивающимися, он победил Волан‑де–Морта, он оправдал звание героя волшебного мира, черт возьми! Так почему же ему не могут доверить хоть сколько‑нибудь стоящее задание? Неужели Лавгуд, которой все равно нечем заняться, справилась бы с отчетом хуже него?
Он мог бы быть полезен на втором этаже. Ведь мог?
В глубине души Гарри понимал, зачем Моуди взвалил обязанности канцелярской крысы именно на него. Ауроскоп лежал на дне его рюкзака, прикрытый кучкой чистых носков, последним письмом от Джинни и номером газеты "Квиддич сегодня" недельной давности. Моуди рассчитывал на завуалированные сведения о том, как продвигается выполнение неофициального задания — читай: слежка за Малфоем. А Гарри не хотел никаких слежек. Ему было обидно, и досадно, и скучно, и муторно. Он чувствовал себя уязвленным, и вдобавок ко всему, обозленным на… Моуди с его параноидальными идеями? На Малфоя, которого теперь так легко было запугивать и на котором проще всего отыграться? На Гермиону, которая каждую неделю присылала ему письма на Гриммо-12: спрашивала, как дела, прилежно перечисляла количество прочитанных книг и баллов по каждому предмету в Академии, — но которой на него, в сущности, было плевать уже больше года — с тех пор как они с Роном стали встречаться? На Рона, который почему‑то не заслужил права оказаться с ним, Гарри, в одной команде? На Луну, тянущую свою дурацкую песенку уже второй час?
— Замолчи, — не выдержал Гарри, отбрасывая перо и рывком отодвигаясь от стола. Стул под ним заскрипел, царапая ножками паркет.
Гарри встал, дергая воротничок рубашки, расстегнул верхнюю пуговицу, словно ему вдруг стало тяжело дышать. Провел растопыренными пальцами по взлохмаченным волосам.
Луна замолчала, подняв на него удивленные светлые глаза. Взгляд у нее был пронзительным и открытым. Гарри стоял, не зная, куда смотреть, куда спрятаться от этого взгляда. Стыд за беспричинное раздражение, за неоправданную злость, за неуместный срыв покрыл щеки красными пятнами, и захотелось уйти, сбежать, чтобы переждать, перетерпеть… Но куда здесь можно сбежать? В холл с брюзжащими картинами? На улицу — в дождь, ветер и холод? В другой конец зала? Куда?