— Сомненья червь мне душу ковыряет. Уж не наш ли Малфой ее написал?
— С разумным существом можно договориться, — сказала Луна. — Убедить.
— Ты шутишь.
— Вовсе нет. Просто иногда…
— Тихо! — Гарри прижал палец к губам и напрягся, прислушиваясь. — Ты ничего не слышала? Как будто что‑то упало.
Он резко перегнулся через Луну, на пару мгновений придавив ее своим весом к кровати, и схватил с пола брюки. Выдернул из них пижамные штаны, которые отбросил в сторону, и начал натягивать прямо на голое тело.
— Фу, — скривился, когда мокрая, холодная, грубая ткань прилипла к коже.
— Сикаро максима! — Луна взмахнула палочкой.
— Ай! — удивленно вскрикнул Гарри: брюки мгновенно нагрелись, от них повалил пар.
Гарри перевел дыхание, прислушиваясь к ощущениям: вроде, ничего не обжег? Пробормотал: "Спасибо", — затягивая ремень потуже и щелкнув пряжкой. И рысцой потрусил к выходу.
Из‑за двери в комнату слизеринцев вертикальной полоской просачивался свет.
— Возьми, — Луна оказалась рядом и сунула ему в руку очки. — Что там?
— Я посмотрю. Подожди здесь.
Настороженно озираясь, он двинулся по коридору. Всего десяток футов, несколько шагов босиком по покрытой высохшей грязью ковровой дорожке, а внутри зашевелилось нехорошее предчувствие. Даже не предчувствие — уверенность. Гарри уже знал, что увидит, и от этого неизбежного знания становилось гадко, мерзко на душе. Шаг за шагом, чувствуя, как трется о голую кожу жесткая, мятая ткань брюк, морщась, невольно задерживая дыхание и понимая, что ничего нельзя изменить. Оно, это знание, витало в воздухе тяжелым, теплым горько–соленым запахом меди, и добравшись наконец до комнаты, проделав эти несколько шагов, Гарри в изнеможении прислонился плечом к косяку.
— Гарри? — тихонько позвала Луна, появляясь на пороге их комнаты и стягивая на груди края блузки.
— Не подходи сюда, — выдохнул он, прижимая ладонь с растопыренными пальцами к лакированному дереву двери. Слегка надавил, слыша за спиной неуверенные шаги: она не послушалась или не услышала его.
Первым, что он увидел, была размазанная по полу кровь, словно густая подсохшая краска: брызги, разводы, отпечатки подошв и каблуков. Создавалось впечатление, будто кто‑то поскользнулся и грохнулся на пол, а потом долго и безуспешно пытался вскочить на ноги.
Малфой.
Тело Блейза Забини Гарри обнаружил возле растопленного камина. Полностью одетое и… мертвое. Черные дорожки крови брали начало от раскинутых в стороны рук, под головой расползлась целая лужа: оранжевые отблески пламени танцевали на ее глянцевой поверхности.
Гарри почувствовал, как неумолимый жгут отчаяния и страха туго сдавливает горло, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть. Он открыл рот, хватая пересохшими губами воздух, силясь выдавить хоть слово: удержать Луну, запретить ей входить в комнату, не позволить увидеть… И не смог. Тошнотворный ужас кольцами свернулся в желудке, зашевелился, и Гарри попятился, едва переставляя ослабевшие ноги, усиленно глотая всухую, не давая рвотным позывам взять над собой верх. Натолкнулся спиной на застывшую в проходе ошарашенную Луну. Оглянулся. Глаза у девушки сделались неживыми, омертвевшими, стеклянными, как у одного из чучел животных в кабинете Макгоннагал. Захотелось закрыть ее собой, отгородить от чудовищного зрелища, взмахнуть палочкой и стереть из ее памяти воспоминания. Уж лучше мучительный туман и настороженные вопросы, чем этот жуткий остекленевший взгляд, словно приклеенный к распластанному на полу телу.