Старый воздушный волк механик Груздь знает, чем отблагодарить посыльного. Будто продолжая свой рассказ, он говорит:
Да… На чем это я остановился? Ага… Подлетаем к Виннице, смотрим: полнеба горит, кто-то из наших понавешал фонарей. Кругом — ночь, а тут светло, как днем. У нас задание: выбросить одного человека на зюйд-вест от города. А как выбросишь, когда и под нами и сверху нас тучи «петляковых», «ла-пятых», «мессеров»? Да и видно все кругом от фонарей, фрицы нашего человека засекут немедля. Командир решает: полезем вверх, покрутимся часок, пока бал-маскарад кончится. Что ж, все правильно. Даю форсаж обоим моторам, лезем верх. Вдруг видим: «месс» заходит в хвост «ла-пятому», на глазах у нас прошивает машинку очередью и мчится дальше. Летчик с ястребка вываливается из кабины; парашют — зонтом, а под ним — Винница, а в Виннице фрицев — как грязи. Наш стрелок говорит: «Пропал человек». «Как это пропал?! — кричит командир. — А на что тут советские асы? Груздь, убирай форсаж, буду спираль закладывать, поймаем нашего летчика в воздухе. Стрелок открывает верхний люк. Штурману приготовиться заарканить парашют веревкой…»
Посыльный сидит ни жив ни мертв: папироса его погасла. Он подался вперед к рассказчику, глядит на него не моргая, боясь пропустить хотя бы одно слово. Механики невозмутимо молчат. Они уже давно привыкли к тому, как «заправляет» Груздь.
Груздь продолжает:
Да… Делает командир одну спираль, другую — ни черта не получается. На третьем витке штурману удалось заарканить летчика за ногу. Командир кричит: «Подтягивай!» Начал штурман подтягивать, а тут — «мессер». Батюшки мои, как стали лупить по нас из пушек— сплошной маскарад. Я опять форсаж даю, лезем вверх, где потемней. Летчик с «ла-пятого» за бортом висит головой вниз, кричит благим матом: «Братцы, имейте в виду, я парашют сбросил». Командир ему отвечает: «Порядок. Выполним задание, отбуксируем тебя на базу…»
Груздь смотрит на часы, спохватывается:
Будить командиров нужно.
Механики встают, направляются в землянку. Посыльный держится за рукав комбинезона Груздя, взволнованно спрашивает:
Ну и как? Спасли летчика?
Потом доскажу, — отвечает Груздь. — Это, брат, длинная история. Приходи завтра. Да, как там у вас насчет «Казбека»? Любим мы эти папироски. Будешь идти, прихвати лишнюю пачку.
Солнце село, и сумерки сразу же окутали аэродром, растеклись по изрытому бомбами незасеянному полю, поползли по густым кронам деревьев в соседнем лесу. По большаку, проходившему правее аэродрома, двигалась на восток колонна санитарных машин, тягачи тащили подбитые танки. Кучками, опираясь на палки, поддерживая друг друга, шли раненые. Шли, расспрашивая у встречных солдат дорогу к санбату, пытаясь остановить машины, чтобы подвезли. Но машины не останавливались, они были переполнены — не так далеко шли упорные бои, наши части откатывались назад, и тяжелораненых надо было побыстрее эвакуировать в тыл. К большаку выходили колхозники — старики и женщины, глядели на солдат просящими глазами, будто хотели остановить всех, кто шел на восток: «Не уходите, не оставляйте нас!..»