Это первый раз, когда я на Сардинии. Мы с друзьями снимаем несколько соседних домиков в двух шагах от моря. Поднявшись утром и позавтракав, все идут на море и проводят там фактически весь день. В первый день на пляж иду и я. Вот как выглядит картина, которую я вижу: белейший песок и море такого цвета, какой может представить себе только тот, кто был на Сардинии. Все, кого я знаю, — в воде, и те, кого не знаю, — тоже. На берегу никого. Жара безумная, я обливаюсь потом, ни одного зонта, мне говорят, что могут для меня взять, если я хочу, но у меня нет ни малейшего желания, потному, торчать там, хоть и под зонтом, целый день и целые дни, завидуя прыгающим с дикими криками в воду и устраивающим в воде кутерьму. Я возвращаюсь домой, где немного прохладнее, и говорю себе: а не почитать ли мне ту книгу?
Открываю первую страницу увесистого томины в дорогом, по виду, издании, напоминающем издания Книжного клуба: на шикарном матерчатом переплете имя автора и заглавие, а внизу — Классическая библиотека, белые буквы на красном. Открываю и читаю: «Блажен ты, читатель, которому нечего делать…», закрываю, чтобы снова посмотреть заглавие и имя автора — мне кажется, что у него зуб именно на меня. Хотя если есть ктото, кому нечего делать, так это как раз тот, кто, сидя в двух шагах от моря, не может пойти на пляж и не знает, как дождаться вечера. Читатель, каким я в эту минуту являюсь. На самом деле и эта фраза заслуживает внимания. Виноват, думаю, причудливый перевод, поскольку слова, которые я процитировал по этому итальянскому изданию, в оригинале звучат так: desocupado lector [2]. Что больше соответствует моему положению. Иначе меня не назовешь: я человек, который не знает, что ему делать целый день в двух шагах от знаменитого сардинского моря, человек в расцвете физических и умственных сил, у которого с ногой уже лучше, только вот бегать он еще не может (впрочем, бегать ему ни к чему, но это он переживет) и не может купаться. По-моему, я и есть в полном смысле слова desocupado.
Начиная с этой утренней минуты я забываю о море и о рухнувших планах: до конца лета время фактически исчезает. Я не могу бегать, а оно начинает бежать, и уже нет ни дней, ни ночей, ни утр, ни мыслей о загаре, ни рассказов с пляжей, ближних и дальних, — все исчезает: мои глаза пожирают, страницу за страницей, историю приключений в Ла Манче, мои уши не слышат ничего, кроме безумных рассказов Дон Кихота и Санчо Пансы. «Одним словом, идальго наш с головой ушел в чтение, и сидел он над книгами с утра до ночи и с ночи до утра; и вот оттого, что он мало спал и много читал, мозг у него стал иссыхать, так что в конце концов он и вовсе потерял рассудок. Воображение его было поглощено всем тем, о чем он читал в книгах: чародейством, распрями, битвами, вызовами на поединок, ранениями, объяснениями в любви, любовными похождениями, сердечными муками и разной невероятной чепухой, и до того прочно засела у него в голове мысль, будто все это нагромождение вздорных небылиц — истинная правда, что для него в целом мире не было уже ничего более достоверного»