Сысой Пантелеев сидел с опущенными плечами. Его небритое лицо выглядело утомленным. Редкие волосы на плешивом затылке свалялись. Из-под сивых бровей он вглядывался в лица сидящих в стороне Блинова и актера... И с чего это он вдруг перед ними пластается? Не верят Сысою эти молодые люди. Фактам верят, цифрам верят, а толкуют все по-своему. Смотрят сейчас на него, а сами небось думают: «Жулик ты, братец. И дача у тебя есть, и автомобиль, и на жене всякого разного навешано. Трудно тебе, да? А ведь не уходишь из торговли. Руками, ногами, зубами держишься... Ты что ж, Сысой Пантелеев, идиотами нас считаешь? Кассиршу нечестную прогнал? Может, спать с тобой, со старым боровом, не согласилась, вот и прогнал. Ах стервец, ах лис... Да ты с каждого покупателя свой гривенник стряхнешь, а то и боле. Одной бумаги оберточной тонны сваливаешь на их голову, небось на эти нормы ты не жалуешься! А пересортица? С мясом, с овощами- фруктами. А вино разбавленное... Рубль грузчикам считает. А то, что они тебе за рубль, как капиталисту, здоровье отдают? Обедом бесплатным кормит, благодетель. А небось лихоимцев-инспекторов да ревизоров из магазина не гонишь, понимаешь, что рыло в пуху...»
Сысой видит, что глаза молодых людей выражают нетерпение: «Сколько можно врать! Пора и честь знать. Хватит нас мытарить за палку колбасы твердого копчения, не нанялись мы тебе. И не бесплатно ты нас благодетельствуешь — крутой процент тебе сверх кладем. Не отказываешься, берешь. Вот тебе и факт, уважаемый наш Сысой Пантелеев...»
Завмаг встал, словно стряхнул с себя благостную дрему. Сейчас он вновь был энергичный, деловой мужик с хитрым лицом.
- Вера! — крикнул он в коридор. — Поди сюда!
Тотчас в подсобку вступила толстая женщина в белом халате. Яркая помада рисовала полные бесформенные губы.
- Отоварь народ. — В голосе Пантелеева не было и намека на расположение.
Пантелеев не спрашивал, что нужно Блинову и актеру. Все возьмут. Контрамарка на премьеру одиноко белела на краю стола. Пантелеев подобрал ее и сунул в карман замшевого пальто актера.
- Поди дай парикмахеру своему. А мне, милок, не до театров. На брехню вашу время тратить неохота. И капустой кислой нести будет по всем вашим ложам бархатным, а в каждой из них, считай, клиент мой сидит. Мне и здесь на их рожи глядеть надоело.
Лицо актера пошло пятнами. Блинов улыбался. За окном мелькнул силуэт дамы в высокой боярской шапке. Через мгновение дверь отворилась, и на пороге возникла фигурка в шубе.
- Сысой Гаврилыч, — игриво произнесла дама.
Сысой повернул голову и уставился на пришелицу тяжелым взглядом.