Барамзин подхватил Фиртича под руку и не спеша повел вдоль улицы. Вечерний воздух был влажен, с южных холмов сползал теплый ветерок, робкий, точно родственник из провинции, просящийся на постой. Барамзин предложил идти проходными дворами.
- Тут есть восхитительные закуточки, — говорил он. — Почти вся моя жизнь прошла в них...
Фиртича не особенно трогали сентиментальные воспоминания начальника управления, но льстило, что Барамзин говорит с ним подобным образом. За одним двором следовал второй, за вторым третий. В конце концов они вышли к новому зданию, облицованному светлой плиткой.
- А вы живете в старом доме? — спросил Барамзин.
- В старом. Ни на какой новый не променяю. У меня аллергия на стандартные коробки, чихать начинаю.
Барамзин улыбнулся.
- Звонят мне из Ташкента, предлагают городу фрукты. А взамен просят женские платья. Нашел им пятнадцать тысяч, заехал на базу, посмотрел. Сами по себе платья ничего. Но когда вместе одного фасона и одной расцветки...
- Надеюсь, покупатели не соберутся разом, — пошутил Фиртич.
- Все равно. Замечено: многие энергичные люди и в выборе одежды независимы. А максимум их энергии совпадает с нестандартностью наряда. И наоборот, сникают, когда становятся похожими на окружающих. Хорошо одетый человек уверен в себе...
- Хорошо одеться можно и в хороший стандарт, — вставил Фиртич.
- Стандарт не может быть хорошим, он может быть добротным. Но в повторяемости уже заложена ущербность. Неспроста у вас аллергия от стандарта.
«Какого черта он тащит меня с собой?» — шевельнулось беспокойство в груди Фиртича — интуиция его редко подводила.
- А лучшие мировые фирмы? Сотня экземпляров — это максимум, — продолжал Барамзин. — Конечно, есть у них и поток. Но не поток определяет лицо фирмы. Поэтому модельер — главный человек, на вес золота. Мы же подчас не ценим, что имеем. Возьмите дамские сапоги. Или шапку боярскую... Модель наша, а мода пришла из-за границы...
Барамзин внезапно остановился и повернулся к Фиртичу.
- Вы ничего не хотите мне сказать, Константин Петрович?
Фиртич вскинул взгляд. Он выжидательно молчал, понимая, что молчание его граничит с неприличием.
- Я получил письмо, Константин Петрович. Неприятного содержания... Поверьте, мне очень хочется, чтобы все оказалось неправдой.
- Не интригуйте. Дурные вести надо излагать сразу.
- Если хочешь сделать человеку больно, — буркнул Барамзин. — Какая-то чушь в письме. Дескать, прошлогодние успехи Универмага — сплошная липа, подтасовка... Сами понимаете, что из этого следует... Как мне отнестись к этому, Константин Петрович?