Чувствовала Варвара, сердцем чувствовала — неспроста молодой барин столько лет уже бесится. Видать, и его заманила Анина сердечность и чистота, но не желает он ни в том признаться, ни покориться неизбежному. Оттого и мучает Анечку — а теперь вот еще и с женихом развел. Лиходей и самодур, даром, что барин воспитанный и благородный! Но ведь это лишь одно слово — барин, а так, по сути — мужик, грубиян, гуляка и картежник.
— Бедная ты моя, Аннушка! — вздохнула Варвара.
— Бедная, бедная!.. — шипела под дверью Полина, чуть ли не всунувшись всем телом в замочную скважину. — Разодета, как царица, научена, точно барыня, да еще барина на барина меняет, как перчатки! Ничего, ничего, ты у меня еще поплачешь и намучаешься! Ай!
Полина вдруг отпрянула — Варвара, звериным чутьем уловив шевеление в коридоре, быстро встала со стула у кровати и, подойдя к двери, толкнула ее.
— Ты чего же это, Поля, — укоризненно сказала Варвара, глядя, как Полина растирает шишку на лбу, — не уймешься никак? Все следишь да караулишь, дел у тебя других нет? Не у Христа за пазухой живешь — забот по дому, хоть отбавляй, а тебе и невдомек сделать что-нибудь.
— Мое главное дело — барина ублажать, я теперь к его постели приставлена, — огрызнулась Полина, — да только барин что-то не в духе пока. Так что посижу, подожду, как ему опять потешиться припечет.
— Ох, и развязная же ты девка! — нахмурилась Варвара. — Ни стыда у тебя, ни сочувствия! Барин, поди, дуэль переживает, наволновался сверх сил, а ты — про постель!
— Да ведь самое-то и дело! — пожала плечами наглая Полина. — Испокон веку так — первым делом после драки к бабе бежать.
— Тьфу на тебя! — ругнулась Варвара и захлопнула дверь перед самым ее носом.
— А ты на себя посмотри! — вслед ей закричала Полина. — Сама-то уже и забыла, как кого ублажать — все шанежки да прянички! А я — молодая! И барин молодой! Он сам меня выбрал, а этой твоей замороженной отставку дал! Прогонит он ее, как пить дать — прогонит!..
Полина собралась плюнуть, но спохватилась. Неровен час, кто увидит — подумают, что на дом хозяйский порчу надумала навести. Свят, свят! А вот Аньке этой, занозе, еще отомщу, попомнит она меня, во всех смертных грешочках покается! — поклялась про себя Полина.
Она за собой эту свою слабость знала — коли зла была, должна непременно обиду расплескать или выместить. И потому частенько в гневе била посуду да стулья бросала. Вот и сейчас — завелась и принялась все Варварино хозяйство разносить да за Анькиным хвостатым выкормышем бегать с половником.
— На, Аннушка, получай! — визжала Полина, точно ведьма носясь по кухне, пока вбежавший на шум Никита не остановил ее.