— Вам понравилось? — улыбнулся Санников, подходя к ним. Анна подняла на него сияющие гордостью глаза и кивнула. Конечно, она прекрасно понимала, чья рука если и не водила пером по бумаге, то уж точно подсказывала речевые обороты и рифмы.
— Иван Владимирович хотел сделать вам приятное. И Владимиру Ивановичу тоже.
— Мама, а папа скоро приедет? — принялся тормошить ее Ванечка. — Я хочу и ему стихи почитать.
— Приедет, милый, обязательно приедет. — Анна едва удержалась от слез. — Ты позволишь мне сохранить это стихотворение?
Анна прижала листок к груди и погладила сына по голове. Все-таки хорошо, что он еще маленький и не сравнялся пока с Владимиром в строгости и независимости, иначе ей стало бы сейчас совсем невмоготу без нежности и тепла.
— Я позову Варвару, — Анна поднялась, — она уложит Ванечку. Было очень любезно с вашей стороны, Павел Васильевич, вдохновить его на эти строки. Я искренне тронута, спасибо.
— Что вы, Анастасия Петровна, — растерялся Санников. — Ваш сын — очень способный мальчик, и мне не стоит труда преподавать ему азы, а остальное — дело вдохновения. А оно ему, поверьте, дано, равно как и его прекрасной матери.
Сказав это, он вдруг еще больше смутился, сообразив, что невольно выдал себя, а Анна печально, но подбадривающе посмотрела на него. В глубине души она понимала, что вырвались эти слова не случайно. Анна уже давно замечала, что учитель питает к ней особую привязанность совсем не педагогического свойства, но никогда не поощряла его. Ее сердце уже много лет было несвободно, но чувствовало себя при этом не в рабстве страсти, а в благодати подлинного чувства, основанного на любви и уважении. И она видела, что Санников ценил это и оттого восхищался еще больше и все сильнее привязывался к ней и ее семье.
— Что слышно о Владимире Ивановиче? — тихо спросил он, когда они вышли из комнаты Ванечки. — Он скоро возвращается? Мальчик сильно тоскует, ему не хватает отца. Что с вами? Я вас обидел? Что-то не так сказал? Боже, простите, простите меня!
— Нет-нет, не беспокойтесь, все в порядке. — Анна остановила бросившегося поддержать ее Санникова. У нее вдруг закружилась голова, и перехватило дыхание. — Это… это мигрень, знаете, обычные дамские штучки.
— Вы особенный человек, Анастасия Петровна, — пристально глядя ей в глаза, сказал учитель. — Вы редкая женщина, умная, сильная. И если вы взволнованы, значит, случилось что-то нехорошее, и это выбило вас из нормы. Скажите, я могу вам чем-нибудь помочь?
— Когда-нибудь, наверное, сумеете, но сейчас… — Анна взяла себя в руки и улыбнулась. — Сейчас я просто хотела бы остаться одна. Не обижайтесь, вы правы, у меня появился повод подумать над некоторыми обстоятельствами, вторгшимися в мою жизнь. Но пока это — моя жизнь, и я должна сама разобраться во всем.