Глазными действующими лицами в этой дружелюбно настроенной и разнообразной компании были, конечно, Мюррей Халберг, Билл Бейли и Барри Мэги — три фигуры мирового класса, с которыми я впоследствии был тесно связан многие годы.
Мюррея и меня из-за многих турне, в которых мы оба участвовали, часто называли «старая фирма», но у нас были странные взаимоотношения. Мое отношение к Мюррею было отличным от отношения Мюррея ко мне. Этим я хочу сказать, что никогда не знал, что Мюррей думает обо мне. Это стало более очевидным после Рима и после моей ссоры с Артуром. Мюррей — весьма милый человек, но, как мне кажется, легко попадает под влияние других, что я не считаю хорошей чертой характера.
Когда между Артуром и мной возникли разногласия, он принял сторону Артура, которому верил безгранично. Мюррей представляет собой комбинацию самососредоточенности и общительности. В компании он чувствует себя лучше, чем я, может показывать изумительные результаты для публики, и все же он не менее замкнут, чем я,
В Барри я нашел более надежного товарища. Он принадлежит к типу людей, которым все дается с трудом, хотя внешне он так не выглядит. Приятно смотреть на его бег, но вы никогда не ожидаете, что он покажет что-либо действительно из ряда вон выходящее. Он бежит почти феерически и в марафоне и на дорожке, но маленькое «экстра» — то, что делает бег исключительным, — в нем, кажется, не присутствует. Барри — совершенство как партнер в тренировке. Бегая с ним, я всегда чувствовал, что мы идем именно с той скоростью, которая мне требовалась. Никогда слишком быстро или слишком медленно, и если я хотел соревноваться по ходу бега, он чувствовал и, весьма вероятно, осознавал это. В этом отношении он был полной противоположностью Биллу Бейли.
Подобно мне, Барри позволял нагружать себя выступлениями для публики. Он чувствовал, что это дело нужное. Он никогда не мог сказать «нет» людям, которые требовали от него выступления. Но мне кажется, ему было бы трудно считаться с этими требованиями, если бы он был на самой вершине спортивной славы. Мне нравился характер Барри, и особенно его расположение к клубу и товарищам по тренировке. Если я рыскал повсюду, скрупулезно подыскивая таких партнеров по тренировке, которые могли мне помочь, то Барри оставался с теми, с кем бегал всегда, даже если они были только «кроликами».
Билл — целиком человек общества, и притом такой, которого невозможно не принять хорошо. Я думаю, что если бы его когда-нибудь по-настоящему не поняли, ему бы пришел конец. Он полон доморощенной философии, и ему все равно, кто его слушает. Некоторые из его любимых изречений стали легендарными в кругу друзей. После женитьбы, однако, он радикально переменился, перестал быть затейником для публики, предметом ее насмешек, и, думаю, это для него к лучшему.