— С тобой так же трудно разговаривать, как с ними, — усмехнулся дядя Джон. — Они считают, что богатые не в состоянии отказаться от своих прав на землю. И они спорят и требуют гарантий, в то время как мы с вами хотим всего лишь дать землю.
Он улыбнулся мне, и я не смогла сдержать ответной улыбки. Я любила дядю Джона и знала, почему моя мама любит его. Он не чувствовал землю так, как чувствовали ее мы, он был здесь чужим. Но он был настолько честным человеком, что не мог оставить долг неоплаченным. А он чувствовал себя в долгу перед Экром за прошлое. Это был человек, которому можно доверять.
— Вы не должны ощущать себя должником Вайдекра, дядя Джон, — сказала я. — Перед его жителями в долгу лишь тот мир, к которому мы принадлежим. — (Он благодарно улыбнулся мне.) — Счастливой поездки, дядя Джон, и постарайтесь не слишком устать.
Дядя Джон шутливо отсалютовал мне и сел в коляску. Джем убрал за ним ступени, закрыл дверцы и уселся на козлы. Взмахнув кнутом, он стегнул лошадей, и коляска умчалась, подняв облако белой пыли.
Я обернулась к дому. Никто не махал из окна дяде Джону. Мама усердно трудилась над вышивкой занавесок, образцы которой пришли сегодня с утренней почтой из Чичестера, а Ричард был на уроке.
Я оставалась одна.
Пристроив корзинку с рассадой в тени цветущего куста смородины, я с удовольствием оглянулась вокруг. Ранняя пчела вилась и жужжала над алыми бутонами в поисках нектара и пыльцы, напоминая о скором лете. Солнце нежно ласкало мои щеки, каждая жилка в теле радовалась наступившему теплу. Бездумно я направилась к воротам, намереваясь найти где-нибудь укромное место и понежиться на солнце.
Дойдя до аллеи, я не стала сворачивать к Холлу, а пошла к Фенни. Мне хотелось услышать ее ласковое бормотание, понаблюдать за солнечными бликами на ее зеркальной поверхности.
По дороге я свернула на тропинку, проходящую мимо крохотного пруда. Сейчас, в начале лета, она почти заросла травой, и кусты ежевики цеплялись за мое платье, но, едва углубившись в лес, я пошла быстрее.
Лесные голуби вились над моей головой, без умолку воркуя весенние песни, словно бы в ветвях деревьев кто-то наигрывал на флейте. Влажная весенняя земля мягко пружинила под ногами и сверкала сотнями бледных головок лесных анемонов. Возле корней деревьев зеленым ковром стлались свежие острые листья, обещая через месяц россыпь колокольчиков. Земля, на первый взгляд заброшенная и невозделанная, леса, превратившиеся в дикую чащу в течение четырнадцати лет, — все это сулило новую жизнь. Прикасаясь к каждому дереву рукой, трогая их теплую шероховатую кору, я направилась вперед и вскоре поравнялась с прудом, о котором никому не было известно, кроме меня и Ричарда.