Долго нас помещики душили,
Становые били,
И привыкли всякому злодею
Подставлять мы шею.
В страхе нас квартальные держали,
Немцы муштровали.
Что тут делать, долго ль до напасти —
Покоримся власти!
Мироеды тем и пробавлялись, —
Над нами ломались,
Мы-де глупы, как овечье стадо,—
Стричь и брить нас надо.
Про царей попы твердили миру —
Спьяна или с жиру, —
Сам-де бог помазал их елеем,
Как же пикнуть смеем?
Суд Шемякин — до бога высоко,
До царя далеко:
Царь сидит там, в Питере, не слышит,
Знай указы пишет.
А указ как бисером нанизан,
Не про нас лишь писан;
Так и этак ты его читаешь —
Всё не понимаешь.
Каждый бутарь звал себя с нахальством —
Малыим начальством.
Знать, и этих, господи ты боже,
Мазал маслом тоже.
Кто слыхал о двадцать пятом годе
В крещеном народе?
Когда б мы тогда не глупы были,
Давно б не тужили.
Поднялись в то время на злодеев:
Кондратий Рылеев,
Да полковник Пестель, да иные
Бояре честные.
Не сумели в те поры мы смело
Отстоять их дело.
И сложили головы за братий
Пестель да Кондратий,
Не найдется, что ль, у нас иного
Друга Пугачева,
Чтобы крепкой грудью встал он смело
За святое дело!