— Сам виноват, нехрен было рыпаться.
Бахти шепчет:
— Саша, пердай ему, он мудак, я с ним не разговариваю.
Старший, конечно, снова пристроил жопу впереди. Его ведь “тоже избили”. Младшего заставил пробираться на заднее, через спинку кресла, согнувшись в три погибели. Бахти рухнул мне на руки, я сам его втащил — он даже рта не раскрыл. Я бы, наверное, так заорал, что у Наимовой тачки повылетали все стекла.
* * *
Я режу простыню. Нужно было, наверное, купить бинты, я постеснялся сказать Наиму, он и так нас довез бесплатно. Бахти лежит на моей кровати и смотрит дивиди, где немецкая телка ссыт в рот пьяному бомжу. Это, кстати, не мой диск, мне их дал один друг-азербайджанец, сразу штук десять, потому что у самого их немерено, некуда складывать. Краем глаза я замечаю, что Хуршед включает мой ноутбук. Таджики любят раскладывать пасьянсы, с важным видом, как будто работают на Билла Гейтса.
— Слышь, сделай мне интернет.
— Не “слышь”, а “Александр Евгеньевич”. Совсем оборзел.
Он сам находит модем, я продолжаю резать простыню.
— Во я дурааак… — Хуршед цокает клавишами. — Бляяять, какой я идиот!
— Я даже не сомневался, что ты идиот.
Он щелкает мышью и ржет:
— Слышь, иди, посмотри.
Я читаю:
Качественный евроремонт, быстро и недорого.
Одиноким женщинам — скидки.
8 905 580 13 33, Хуршед.
Карие глазищи Хуршеда масляно блестят, он ждет, что я тоже засмеюсь. Он вспотел, от недавно мытых волос тянет овчиной. Закусил губу, постукивает беспроводной мышью о стол — молчание затянулось. У него красивые белые зубы, никакого золота. Золото носят только дикари, он выше этого, он белый человек.
Я закрываю ноут.
— Хуршед, его нужно раздеть.
— Тебе надо — ты и раздевай.
Моя рука с ножницами застывает в воздухе.
— Вон из моего дома.
— И куда я пойду? — Он развалился в кресле, не верит, что я смогу его выгнать.
— К Наиму, к Тане, Кате. На хуй.
Бахти на кровати ойкает — наверное, повернулся неловко. Так и есть, приподнялся на локте, хочет слезть. Я укладываю его обратно, он послушно откидывается назад и смотрит, опустив веки, мутными глазами-половинками, маленький, несчастный обкурыш. У таджиков всегда хорошее настроение, я еще ни разу не видел грустного таджика. Нужно загадать желание.
Хуршед лютует в коридоре: пинает сумки, вжикает молниями, раскидывает обувь. На кухне что-то обваливается с жутким грохотом, я бегу смотреть. Плитка вылетела над раковиной, три ряда, клали год назад мои же таджики. Сверху мне на голову падает еще один кусок кафеля. Хули от баранов ждать, не руки, а копыта.
Хуршед кидает мне в лицо три скомканные бумажки: