Герман усмехнулся. Ему тоже было интересно, что в саквояже. Прямо багаж бродячего факира какой-то.
– Вита, боюсь, шелковых перчаток в закромах больше нет. Вы не завидуйте, наша предводительница галантерейные изыски сейчас совсем не по назначению использует.
Девочка неуверенно улыбнулась. Изгиб губ у нее действительно был редкой красоты.
– То не завидую, Герман Легович. Просто интересно глянуть. Я тако дамского товара никогда не видывала.
Герман спустился к болотцу. В крошечном родничке тщательно помыл бутылку, наполнил свежей водой. Пошел в обход – проведать товарища большевика.
Красная гвардия не дремала. Пашка окликнул издали громким шепотом и вылез из кустов.
– Я уж тут озверел один. Пусто. Крадусь – тишина. Сяду – мыши чуть ли не по коленям шныряют, птицы на башке гнездо норовят свить. А у вас-то що?
– Возится. Злая, как тигр. Если бы того мертвеца воскресить можно было – уже бы расстреляла раз десять. А так злость на нашего Писклявого копит.
– Зря она подмогнуть не разрешает, – вздохнул Пашка. – Я же не тупой. Лопатой бы осторожненько – шик-шик.
– Ты же с минно-взрывными работами не больше меня знаком. Будет тебе «шик».
– Да какая там бомба? Перестраховывается Катька. Может, там у них, где по-шпионски… – Пашка неопределенно покрутил пальцами, показывая куда-то вверх. – А здесь лес. Здесь по-простому.
– А я все взрыва жду, – ни с того ни с сего признался прапорщик.
– Да? Ну, ты в таких штуках больше разбираешься, – Пашка заерзал. – Иди, что ли. Вдруг там нужно чего?
Поляну Герман обогнул с другой стороны, вспугнул пару сорок-трещалок. Катя сидела под деревом. В отдалении, на штыке, воткнутом в землю, висели перчатки.
– Где бродишь? Я здесь от жажды загибаюсь.
Герман протянул бутылку. Командирша залпом выдула половину, с облегчением вздохнула:
– Уф! Что там, вокруг? Сороки беспокоились.
– Это я нашумел. Обошел периметр. Все на постах. Происшествий нет.
– Вот и славно. Я, между прочим, продвинулась. Имею право требовать значок «Юный сапер-гробокопатель». Можешь пойти, глянуть. Мертвяка я ближе к его дружку отволокла.
– Екатерина Георгиевна, он же тяжелый и э-э…
– Грязноватый? Это уж точно. Да наплевать, он мне теперь как родной. Тьфу, гадость. Ну что, глянешь? Только морду все-таки завяжи. Носовой платок есть?
Могила теперь казалась просто ямой по пояс человека. Правда, ямой, порядком расширившейся в окружности. В сторону дерева с мертвецом и неопределенным, завернутым в шинель предметом прапорщик старался не смотреть. Здесь у могилы яд тления вроде бы слегка рассеялся, или Герман уже успел принюхаться.