От воспоминаний того да этого совсем размягчилась, но спохватилась — «ой, чего это я рассиделась, ведь и магазины до перерыва обойти не успею, а надо и в гастроном, и в булочную, и в овощной!». Картошку вчера на обед варила, обнаружила, что забыла про свеклу, она уже жухнуть начала, чтоб ни пропала, надо борщ сварить, а капустки нет.
И надо же как удачно — в булочной при ней хлеб разгружали, еще тепленький был. И в гастрономе повезло — подсолнечное давали — светлое, без осадка, хорошо, что литровую бутылку прихватила. Масло бойко у нее идет, все жаренье на нем. В мясной отдел она давно уж не заглядывает: цены кусаются, и в ее преклонном возрасте, врач говорит, мясо есть вредно. Конечно, лукавит, мама, покойница, до восьмидесяти пяти лет дожила, а скоромное даже в великий пост употребляла. «Болящим и путешествующим, дозволено, а у меня хворей не сосчитать», — извинялась она.
Увидала в гастрономе, с лотка ножки куриные заграничные продают, не удержалась, купила. Расход, хоть и непредвиденный, но оправдает себя. Из ножек четыре кастрюльки бульона у нее получается. Засыплешь его вермишелькой или рисом — вот и супчик тебе, и диетический и вкусный. Кастрюльки ей на три дня хватает, если, конечно, Марья Александровна не заглянет в гости как раз к обеду — есть у той такая привычка, случайная или, может, специально подгадывает.
А вот в овощном не повезло, капусты не оказалось в продаже. «Спохватилась, мамаша! — присвистнул продавец, молодой парень с нагловатой ухмылкой. — Лето ж уже, а ты все старую ищешь. Вон молодой навалом, выбирай любой вилок». «Да мне для борща надобно, — объяснила ему. — Тут требуется, чтоб качан был крепкий, хрустящий. А что лето, так, помню, в прошлом году после Троицы вы еще старой капустой торговали». «Скажи лучше, не для твоего кошелька наш товар», — хмыкнул продавец и повернулся к следующему покупателю, «Бесстыжие твои глаза, — подумала с обидой, — нашел чем попрекнуть старуху. А борщ настоящий, кто понимает, он из старой капусты готовится, молодая, та на щи лишь годится». Но вслух ничего не сказала. Если нет у человека к тебе расположения, что ему ни толкуй, он все равно при своем мнении останется.
Из овощного вышла, вспомнила, что на троллейбусном кругу базарчик стихийный образовался. Больше там бананами да другими заграничными фруктами торгуют, но, видела она, и наши овощи тоже лежат, безусловно, цены дороже магазинных, но раз уж нацелилась на этот борщ, придется раскошелиться немножко. На кругу с лотков только молодой капустой торговали, она уж расстроилась совсем да вдруг углядела, что за крайним киоском женщина ее возраста, то есть такая же старуха, на деревянном тарном ящике овощи вроде раскладывает — морковь, чеснок, лук репчатый, и капуста у нее найдется? И точно: когда уж подходила к ней, вытащила та из кошелки кочешок, беленький, аккуратный и размером маленький, для нее в самый раз. По всему видно, не со своего огорода продукция, а купленная в магазине, но женщина потрудилась, морковку чистенько перемыла, у капусты гнильцу на листочках срезала, так что не спекулянтский у нее барыш, не то что у тех, кто водкой у метро торгует. И цену за капусту назначила она божескую и за покупку поблагодарила с поклоном. Дома денежки оставшиеся пересчитала, сама себя пожурила: «Ой, покутила, Тамара Петровна!» Но расстраиваться особенно не стала — все покупки нужные, а до пенсии каких-нибудь пять дней осталось, проживем! А борщок завтра должен получиться на славу. Может, Марью Александровну на него специально пригласить?