Пока мы ехали в подземном тепле и уюте, погода наверху ничуть не изменилась — все та же мокрядь с холодным ветерком. Но, думаю, не только она поторапливала Петра Леонидовича. Сразу по выходе из метро он перешел на легкую рысь, и через считанные секунды мы уже были у церковных ворот. Здесь Петр Леонидович оставил меня, благоразумно рассудив, что в моем положении, «как выражался Никита Кукурузов, «подручного партии» не стоит переступать порог храма — «ведь ненароком увидит тебя кто, хрен объяснишь потом своему начальству, что ты не молиться пришел».
Ждать мне пришлось довольно долго, видно, переговоры были нелегкими. Я прикидывал в уме, сколько могут стоить наши пасхальные яйца, и приходил к неутешительному выводу, что при всей их красоте цена им копейки, и тот знакомый художнику поп наверняка поскупится отдать за них нужную нам сумму. Но если даже он и раскошелится, то где сейчас купишь бутылку — алкогольные напитки продаются только с одиннадцати, а время, когда можно было разжиться спиртным у тех же шоферов такси, мы упустили — они наверняка давно уже распродали дефицитный товар. То ли от этих невеселых размышлений, то ли от холодного ветра похмелье у меня прошло, и теперь лишь чувство товарищества удерживало меня от желания плюнуть на всю эту авантюру и оставить Петра Леонидовича один на один с его проблемами.
Наконец он появился, и по веселому блеску его глаз я понял, что чудо свершилось.
— Порядок! — отвечая на мой немой вопрос, торжественно провозгласил художник и ласково погладил сумку. — Живем, старина!
Он распахнул сумку, и я увидел стоящую торчком «дальнобойную», то есть емкостью в 0,8 литра, бутылку кагора. А к ней притулились наши пасхальные яйца — все шесть.
— А как тебе это удалось? — после некоторого остолбенения спросил я.
— Видишь ли, старик, — тонкие губы Петра Леонидовича скривились в легкой усмешке. — У вас, молодых, Ярославские да Луначарские отшибли историческую память, а я-то православные требы помню. Чем грешную паству священник причащает? Вином, братец, этим самым кагорчиком. Так что не только у ваших членов Политбюро, а в любой церкви вино всегда есть в наличии. Вот мы им сейчас и причастимся.
— Возражений нет! — с готовностью откликнулся я. — Но объясни все-таки, как так получилось, что бутылку тебе дали, а пасхальных яиц не взяли?
— Ну, поначалу-то у нас натуральный обмен произошел, — чуть смущенно произнес Петр Леонидович. — Батюшка наши сувенирчики взял, вынес мне под рясою этот бутылек и, прощаясь, стал комплименты говорить. Мол, очень тонкая и красочная работа. И тут черт меня дернул за язык признаться, что это собственно не я, а старики-испанцы постарались. Ну, дед прямо позеленел. Испанцы-то, говорит, они ж католики, злейшие, можно сказать, враги нашей церкви, а ты мне их подсовываешь. Хорош, дескать, был бы он в глазах митрополита, если б ему эти богомерзкие сувенирчики преподнес. Забирай, говорит, яйца обратно, а бутылку, так и быть, оставь себе. Вошел, значит, в мое положение. Они, служители русской церкви, мужики с пониманием и сочувствием к жаждущим…