Аркадий, как принято нынче говорить, оказался весьма коммуникабельным субъектом. В предбаннике он подсел ко мне и, сходу перейдя на «ты», поинтересовался:
— Извини за любопытство, но что-то я тебя здесь раньше не встречал. Предпочитаешь «Железнодорожные»?
— Нет, просто я приезжий, — объяснил я. — Здесь всего третий раз. А послезавтра уезжаю. Так что, можно сказать, это прощальный визит. Понравились мне ваши бани. Ну, во-первых, и главное — парок отменный. А во-вторых, кругом все чистенько, опрятно и шайки не в дефиците.
— Это заслуга Александра Борисовича, — кивнул в сторону тумбочки банщика Аркадий. — Раньше здесь грязновато было. А он, может, обратил внимание, чуть лужицу в предбаннике увидит, туг же шваброй пройдется, на скамье мокрый след от задницы останется — не поленится тряпочкой протереть. Аккуратист! Морская выучка — на Северном флоте служил.
Я придал лицу заинтересованное выражение, словно сообщаемая им информация была мне внове.
— Да, заковыристо жизнь повернулась, — покачал головой Аркадий и, обнаружив в моем лице заинтересованного слушателя, с увлечением продолжил рассказ о личности банщика. — Не веришь, а Александр Борисович у нас на «Меридиане» начальником цеха был. На работу он меня принимал. По заводским масштабам шишка немаленькая, восемьдесят человек в подчинении, а теперь вот — банщик, обслуга, совсем неавторитетная работенка. Но он и здесь на совесть пашет. Старое воспитание. Наш цех по заводу чаще других первенство держал. И по производственным показателям и по чистоте. К работягам Александр Борисович хорошо относился. За меня, лично, в профкоме хлопотал, чтоб первым в очереди на «Москвич» поставили как лучшего токаря завода, и гордый был, с начальством часто цапался. Потому и вверх его не двигали. Ну, а когда персональное дело на него завели, тут уж забудь о карьере.
— А что за дело? — уже без всякого притворства поинтересовался я.
— Известно какое, — лукаво подмигнул Аркадий. — Из-за бабы. Роман он закрутил с одной инженершей. Симпатичная такая, фигуристая. Помоложе его. Он и сейчас в порядке, а тогда в полной силе был мужик. Эта история еще перед перестройкой случилась, он и пятидесяти не разменял. И кто-то на них стукнул в партком. То ли из соседей кто, то ли его супружница. В те годы у баб была такая мода партийному начальству жаловаться, если муж налево стал ходить. Сейчас с этим делом свободно, блядуй — не хочу! А тогда сигнал поступил — сразу на ковер. Между прочим, у Александра Борисовича серьезное вроде чувство оказалось к этой Зверевой. Он даже на парткоме в открытую заявил про свою к ней любовь. Ну, ему на выбор: любовь или партбилет.