А что Татьяна, что Серафима любят поболтать. Обычно разное у них понимание жизненных событий, а вот зашел разговор о болезни жены Горбачева, они в полном согласии оказались в своей к ней жалости. Татьяна, так та, говорит, даже заплакала, когда новость печальную услышала, а Серафима, баба Маня не даст соврать, хоть и без слез обошлась, но всем сердцем переживает. Наташа тоже головой кивала сочувственно. Сошлись женщины и на том, что болезнь приключилась по непонятной причине, потому как и питание в семье Горбачевых, безусловно, хорошее, и никакой тяжелой работы Раиса Максимовна, Бог миловал, не исполняла, и на курортах, известное дело, отдыхала регулярно. Конечно, высказала предположение Татьяна, могли сказаться переживания от того, что Горбачева с поста президентского скинули, но тут Серафима не согласилась. Это, мол, во-первых, давно было, а во-вторых, такие переживания нервные расстройства вызывают, а если кровь испортилась, скорее всего, радиация виновата. Может, какое облачко с того Чернобыля и до Кремля долетело.
— Все под Богом ходим, — коротко заключила Молчунья.
После этих справедливых слов примолкли женщины, задумались, и тут стук в дверь. Андрей Валенок пожаловал. В руках пакет объемистый. Протянул его бабе Мане, во весь рот улыбнулся:
— Это вам, Мария Никаноровна, сувенир. Пользуйтесь на здоровье!
— А чего в пакете-то? — не удержалась Татьяна от любопытства.
— Все-то тебе надо знать! — усмехнулась осуждающе Серафима. — Ночной горшок там, вот что. — Взяла пакет из рук Валенка и быстренько под кровать засунула.
Андрей, мужчина уважительный, с каждой за ручку поздоровался, усадил свое большое кряжистое тело поудобнее на стуле, оглядел всех внимательно, нахмурился:
— Чего это, женщины-гражданки, у вас кислые физии?
— Да повода особого для веселья нету, — первой откликнулась Серафима. — Как раз перед твоим приходом про болезнь Раисы Максимовны толковали. Жалко ее, бедняжку.
— Ну нет слов! — выдохнул Валенок. — Далась вам эта Раиса Максимовна!
— А как же!? — изумилась Серафима. — Весь народ ее жалеет. По телевизору каждый день о ней говорят.
— Мало ли что там болтают! — с непонятной для женщин злостью бросил Валенок. — Ну, заболела у Горбачева жена, чего об этом трубить-то? У меня, лично, к бабе Мане сочувствия больше.
— Спасибо, Андрюша! — тихо подала голос баба Маня. — Только неправый ты. Я твою жалость заслужила, подружек моих дорогих, сродственников, а о Раисе Максимовне, поди, вся страна печалится.
— Вот это мне и непонятно! — вся та же злость прозвучала в голосе Валенка. — За какие такие заслуги о ней горевать, чего такого особенного она сделала, чтобы весь народ о ней скорбел?!