Она повернулась, метнулась в гостиную и…
Кто-то схватил ее сзади, зажал рот тряпкой. Она отчаянно замахала руками, но резкие пары уже обожгли носоглотку, и руки двигались не так, как ей хотелось, а ноги как будто выскользнули из-под нее. В следующий момент Миранда поняла, что падает, проваливается в бездонную пропасть. Свет уносился вверх, отдалялся, и она попыталась ухватиться за него, но руки уже онемели.
Свет задрожал, мигнул и погас.
Остался только мрак.
Филипп терзал пианино.
Рахманинов, устало подумал Чейз. Черт возьми, мальчишка мог бы выбрать что-нибудь поспокойнее. Моцарта, например, или Гайдна. Все, что угодно, кроме этого русского грохота.
В поисках спасения Чейз вышел на веранду, но звуки пианино проникали и сквозь стены. Он остановился у перил, откуда открывался вид на бухту. Близился закат, и повисшее над морем солнце превратилось в пылающий огненный шар.
Интересно, что сейчас делает Миранда?
Нет, о ней ему лучше не думать.
Утром, когда они возвращались в город каждый в своей машине, Чейз знал, что их отношения достигли предела. Чтобы идти дальше, требовался новый уровень доверия, к которому он был еще не готов. Их детективное «расследование» зашло в тупик, и встречаться больше не за чем. Пора уступить место профессионалам. Полицейские, по крайней мере, будут объективны, они ведь не подвержены эмоциям.
И они до сих пор считают, что Миранда виновна в убийстве.
– Дядя Чейз? – На веранду, отодвинув сетчатую дверь, выскользнула Кэсси. – Вижу, вы музыку тоже плохо переносите.
Он улыбнулся:
– Только брату не говори.
– Он не такой уж плохой музыкант, просто слишком… шумный. – Она прислонилась к столбу и посмотрела в небо, на котором уже помигивали первые вечерние звезды. – Хочу попросить вас об одолжении, можно?
– Каком одолжении?
– Когда мама придет домой, поговорите с ней? Насчет газеты.
– А что такое?
– Учитывая все происходящее – я имею в виду новости о Джил Виккери, – нам понадобится крепкая рука на штурвале. Мы знаем, что папа готовил на эту роль Филиппа. Он способный парень – я не собираюсь принижать его достоинства, – но дело в том, что Филиппа газета не интересует.
– Я ничего такого от него не слышал.
– Он и не скажет ничего. Филипп никогда не признает правды. А правда заключается в том, что он вовсе не в восторге от этой работы. – Кэсси помолчала. – В отличие от меня.
Услышав в голосе племянницы стальные нотки, Чейз нахмурился. Девочке нет и двадцати, а она уже ведет себя как женщина, которая точно знает, чего хочет от жизни.
– Думаешь, сможешь?
– У меня это в крови! Я знаю всю офисную работу. Умею писать и редактировать, верстать и даже водить этот чертов фургон. Да, я могу управлять газетой. Филипп – не может.