– Что вы ищете?
Он не ответил, вышел в коридор, повернул к главной спальне.
Двойные окна с кружевными занавесками открывали вид на море. На широкой кровати лежало кремовое покрывало. В неподвижном, нагревшемся за день воздухе лениво плавали пылинки.
– Похоже, эту комнату тоже не тронули, – заметила Миранда.
Чейз шагнул к туалетному столику, поднял серебряную щетку, положил.
– Вроде бы нет.
– Но что здесь происходит?
Он огляделся, бессильно развел руками:
– Не понимаю. Картины остались на стенах. Мебель…
– Ничего не пропало?
– Ничего ценного. По крайней мере, ничего такого, на что позарился бы обычный вор. – Он выдвинул ящик комода, перебрал содержимое. Задвинул. Выдвинул второй. Постоял. Потом поднял дамские трусики – пара полосок черного шелка и кружев. За трусиками последовал бюстгальтер, явно из той же компании.
Чейз оглянулся. Взгляд его не выражал ничего, но за этой бесстрастностью скрывалось многое.
– Ваше?
– Я же говорила, что никогда раньше здесь не бывала. Должно быть, Эвелины.
Он покачал головой:
– Не думаю.
– Откуда вы знаете?
– Эвелина сюда не приходит. Как она сама утверждает, не переносит жизнь на природе.
– Ну и не мои тоже. Я такое не ношу.
– Здесь еще кое-что есть. Может, узнаете. Миранда пошла к комоду, взяла изумрудно-зеленый с кремовыми вставками бюстгальтер.
– Этот явно не мой.
– Почему?
– Размер. Этот – 36С, а мой… – Она смущенно откашлялась. – Не такой большой.
– А…
Миранда торопливо отвернулась, чтобы не дать ему повода произвести визуальное сравнение. Впрочем, разве он уже не видел то, что хотел увидеть? Глаза-то у него есть.
Слишком многое замечает, подумала она, глядя в окно и дожидаясь, пока сердце перестанет прыгать. Солнце опускалось за верхушки деревьев, и тени тянулись к дому. Долгий летний закат. На склоне вот-вот появятся светлячки, в траве застрекочут цикады. Повеет прохладой. Даже в августе вечерами с моря тянуло холодком. Она поежилась и обхватила себя за плечи.
Он подошел тихо, осторожно. Она не слышала шагов, но, не оглядываясь, поняла – Чейз за спиной.
Он стоял так близко, что чувствовал запах ее волос – чистый, глубокий, пьянящий. Гаснущий свет уходящего дня придавал им чудесный каштановый оттенок. Хотелось протянуть руку и зарыться пальцами в эти шелковистые пряди, прижаться к ним лицом, ощутить их пружинистую мягкость…
Нет… нет…
Он понял, что совершает ошибку, еще до того, как совершил ее, но уже не смог остановиться, не смог ничего с собой поделать.
Она поежилась под его прикосновением. Он ощутил и легчайшую дрожь, и беззвучно сорвавшийся с губ выдох.