– Понтий Пилат, – ответил центурион, бросив на меня неприязненный взгляд.
Похоже, он принял меня за бродячего философа. Его слова, тем не менее, привели меня в удивление.
– Я знаю его! – воскликнул я – По крайне мере, в Риме я познакомился с его женой. Не Клавдией ли ее зовут? Не принадлежит ли она к роду Прокула?
Однажды я был приглашен в римский дом Прокула и присутствовал при чтении очень длинного и скучного произведения, посвященного деяниям Прокула в Азии во славу Рима. Однако вино и другие прохладительные напитки были отменного качества, а я провел увлекательную беседу с Клавдией Прокулой, несмотря на то что она была значительно старше меня. Она оказалась небывало образованной и наделенной большой чувственностью женщиной; мы не раз обещали друг другу встретиться еще раз, и это не было простой светской любезностью. Но по тем или иным причинам, нам так и не представился случай увидеться еще раз. Смутно, но я припоминаю, что затем она заболела, а позже выехала из Рима. Ты еще так молода, о Туллия, что вряд ли можешь об этом помнить. Перед своим отъездом на Капри она бывала при дворе Тиверия.
Новость о том, что она где-то рядом, оказалась для меня настолько неожиданной, что на какое-то время я позабыл о происходившем вокруг и вернулся к воспоминаниям о своей молодости с ее разочарованиями и утратой первых иллюзий. Центурион принялся давать пояснения, чем и вернул меня к действительности. – Если ты на самом деле друг прокуратора, гражданин Рима и чужестранец в этом городе, настоятельно тебе советую во время праздников придерживаться общества римлян. Тебе трудно себе представить фанатизм иудеев во время их религиозных празднеств. Прокуратор сам прибыл из Кесарии в Иерусалим, чтобы иметь возможность еще в зародыше задушить возможные беспорядки. Возможно, побывав на казни этого святого человека, население будет соблюдать спокойствие, однако ни в чем нельзя быть уверенным. Во всяком случае, его ученики разбежались и больше не смогут подстрекать народ к смуте – ведь он не смог сойти с креста.
Центурион приблизился к крестам, внимательно осмотрел увенчанного терниями царя и двух других преступников, а затем уверенно произнес:
– Теперь ему уже недолго осталось. Прошлой ночью, схватив и представив его перед синедрионом, иудеи немало над ним поиздевались. Прокуратор, в свою очередь, приказал его высечь римским способом, надеясь таким образом умилостивить плебс или, по крайней мере, приблизить час его смерти. Тебе ведь известно, что хорошая порка перед распятием является делом истинного милосердия. Двум другим вместо этого придется переломать ноги, чтобы они, не имея возможности опереться, повисли на крестах и еще до наступления ночи умерли от удушья.