Я не смог рассмотреть его лицо, как это сделал бы внимательный наблюдатель; я был поражен и смущен, какое-то чувство уважения мешало мне всматриваться в него в момент страданий. Помимо этого, если ты помнишь, все происходило в такой темноте, что временами трудно было различить силуэты людей на крестах. А когда снова появилось солнце, я не осмелился рассматривать его неподвижные черты – он внушал мне чувство огромного почтения.
После смерти царя толпа рассосалась, и вокруг крестов образовалось свободное место. Скрибы и первосвященники тоже поспешили покинуть место казни, дабы приготовиться к субботнему празднику, оставив лишь нескольких человек для наблюдения за последующим ходом событий. Один из распятых разбойников жаловался на невыносимые муки. Две разжалобившиеся женщины начали упрашивать центуриона позволить казненным выпить опьяняющего вина. Они воспользовались той же губкой и тем же шестом и дали им напиться.
Судя по положению солнца, наступил уже четвертый час. Центурион беспокойно ходил по кругу; основная его задача была уже выполнена, и ему хотелось как можно скорее покончить с другими осужденными. Именно в этот момент из форта Антонии прибыл в сопровождении одного солдата палач со всем необходимым для данного случая инструментом. Он с видом знатока осмотрел Иисуса; увидев, что тот уже мертв, с холодной расчетливостью принялся ломать голени двум другим распятым. Звук ломавшихся костей был ужасен, но еще более жуткими были крики, последовавшие за этим! Однако словно для того, чтобы утешить страждущих, палач объяснил им, что совершает акт милосердия. Сопровождавшего его солдата звали Лонгинус. Заявление палача о смерти Иисуса показалось ему недостаточным, и он копьем пронзил бок казненного, достав до самого сердца. Когда солдат вынул копье, из раны вытекла вода, смешанная с кровью.
Солдаты, обмениваясь шутками и наконец расслабившись после столь неприятной миссии, принялись собирать вещи и одежду казненных. И все же, как только утихли последние стоны распятых, несколько сорвиголов спрятались в толпе и выкрикивали в адрес римлян оскорбления и угрозы. Тогда солдаты без лишней суеты направились к толпе и стали толкать людей щитами. В последовавшей за этим сутолоке у одного из крикунов оказалась сломана челюсть, что закрыло рот всем остальным, и они, бросившись наутек, уже с безопасного расстояния кричали, что перебьют всех римлян в тот день, когда им дадут оружие. Эти люди были не учениками Иисуса, а, как пояснил мне центурион, сообщниками двух других.
Он решил быть предельно вежливым: подошел ко мне и попросил извинить за возникшие беспорядки, безусловно полагая, что я успел отметить быстроту, с которой он сумел с ними справиться. Прокуратор запретил убивать иудеев, кроме случаев крайней необходимости, а также арестовывать обыкновенных возмутителей спокойствия, поскольку вокруг них всегда вертятся люди, готовые бросить клич к восстанию у ворот форта Антонии. Короче, необходимо было любой ценой избегать столкновений, особенно накануне религиозных праздников. Понтий Пилат решил применить эту новую политику после того, как в начале своего правления испытал другие более жестокие методы, которые не принесли ему ничего, кроме неприятностей и даже осложнений с самим императором.