Это очень не понравилось Богадуру, который быстро прикинул, что на стороне Леваша более сотни конников, в то время как на его стороне — лишь восемьдесят шесть, и очень понравилось Левашу, который так же быстро оценил соотношение войск.
Леваш, понимал, что если он сейчас вступит в открытую схватку, он, конечно же, победит, вырезав всех людей Богадура до единого, а уж его самого он тем более не пощадит.
Это понимал и Богадур, — он уже навел справки и хорошо знал о славном, лихом и кровавом прошлом Леваша, который несмотря на свою добродушную внешность прослыл крайне жестоким воином, не берущим пленных и не жалеющим ни стариков, ни детей, ни женщин.
Однако, Леваш понимал также, что для него это будет означать прямую и открытую измену королю и Великому Литовскому княжеству со всеми вытекающими отсюда последствиями, в виде скорого ареста и, вероятно, смертной казни на плахе.
Богадур тоже это понимал и поэтому с одной стороны надеялся на то, что Леваш не пойдет на самоубийственную схватку, с другой — не хотел излишне раздражать его, провоцируя буйную и горячую натуру к резким и необратимым действиям.
— Ну что ж, поговорим, — согласился он.
— Это правильно, сынок! — улыбнулся Леваш. — Ох, прости, великий хан — вырвалось! — притворно смутился он и низко поклонился Богадуру, а когда выпрямился, очень серьезно произнес — У меня нет своих сыновей, потому каждого молодого воина, мне хочется так назвать! — Вдруг он неожиданно подмигнул и широко улыбнулся, поглаживая свои длинные, как у запорожских казаков усы, — Однако, я надеюсь, мы не будем разговаривать на холоде, сидя на конях?
— Конечно, — снисходительно улыбнулся Богадур, — Прошу в мой шатер!
Леваш спешился с легкостью неожиданной для большого, грузного человека и весело крикнул:
— Фома! Тащи все сюда!
Через несколько минут ковер на полу шатра Богадура был уставлен восточными яствами, из походных запасов ханского сына, и вполне западными разносолами из погребов Синего Лога. Хозяин и гость устроились на ковре и Леваш, поднимая огромный кубок крепкого домашнего меда, проникновенно сказал:
— Я хочу выпить за твое здоровье, сынок, ты ведь позволишь называть тебя так старому вояке, в то время когда твой настоящий отец — великий хан Ахмат находится далеко?
— Я пью только кумыс, — холодно ответил Богадур.
— Вот и отлично, сынок, просто замечательно! Ты выпей кумыс, а я — доброго меду!
Задрав голову, Леваш опрокинул кубок в рот и, проглотив его содержимое одним мощным глотком, крякнул, громко отрыгнул, а затем, откусив большой ломоть бараньей лопатки, не переставая жевать, обратился к Богадуру: