Около двух недель неторопливо двигалось московское войско, растянувшись длинно, часто останавливаясь, то на обед (толокно, сушеная рыба, немного ветчины), то на ночь (ужинали чем Бог послал), пока, наконец, не доползло до псковских земель, где стали встречаться недавно разграбленные и сожженные неприятелем села.
За это время Филипп успел занять почетное место в окружении князя Андрея Никитича Оболенского, который оказался крепким, жизнерадостным мужчиной в расцвете лет, любителем выпить и повеселиться, силачей вроде Филиппа очень жаловал, что не преминул доказать на третий же день похода, предложив ему принять участие в состязании сильнейших воинов войска в метании тяжелой палицы, именуемой «булава».
Булава была и впрямь тяжелой, но не для Филиппа.
Три раза бросали, и с каждым разом Филипп не только намного дальше остальных забрасывал тяжелую, обитую железом дубину с шипами, но каждый раз все дальше и дальше, побеждая, таким образом, даже самого себя.
Князь Оболенский пришел в такой неописуемый восторг, что прямо после состязаний при всех торжественно пожаловал этой булавой Филиппа, говоря, что теперь, когда такой силач находится в их войске, подобное состязание лишено всякого смысла.
Филипп на радостях забросил подарок так далеко, что его едва нашли в сгущающихся сумерках.
И вот, наконец, они увидели неприятеля.
Казалось, что ливонцы только их и ждали.
Но это не казалось, а было так на самом деле, потому что ливонские лазутчики донесли о приближении московского войска еще вчера, и восьмитысячная армия под командованием генерала Густава фон Шлимана, состоящая из рыцарей, кнехтов с алебардами и лучников, хорошенько приготовилась к встрече. В раннем утреннем тумане начинающейся оттепели, ливонцы подошли к московскому войску настолько близко, что когда их заметили выставленные далеко вперед сторожевые посты, было уже поздно.
Тем не менее, воевода Оболенский проявил храбрость и спокойствие.
Он, в первую очередь, отправил гонца назад, в тыл, чтобы поторопить отстающие отряды, а затем так, будто это он готовит нападение, а не на него нападают, велел отборной коннице полка левой руки немедленно начинать обходной маневр слева и по тройному сигналу рога стремительно атаковать противника с левого фланга, а коннице полка правой руки — справа по тому же сигналу.
Главные полки он двинул вперед, а сам занял место на близлежащем холме, в окружении гонцов, готовых мчаться в любой конец с его приказами, и своих приближенных дворян, в числе которых находился и Филипп Бартенев.
Воевода подмигнул Филиппу, весело потер руки, поглядывая на стройно приближающиеся колонны вражеских копейщиков, и велел трубить в рог один раз.