И не сказать, что такая неудобная жизнь как-то огорчает Марину – напротив, она круглосуточно, с короткими перерывами на сон, пребывает в приподнятом состоянии духа, можно сказать, в эйфории, так что Виктор часто просыпается среди ночи под ее плохо артикулированные мелодические импровизации, больше похожие на вопли глухонемой. Поначалу мысль прибегнуть к медицинской помощи еще тлеет у него где-то на задах сознания, но он глушит ее водкой и тогда проникается вдруг к жене то щемящей нежностью, но чаще – отвращением, кричит ей в мало что выражающее лицо: “Ты высосала мою жизнь!” или еще что-нибудь в этом роде. К тому моменту Марину многократно пытаются вызвонить с работы, выяснить, как и что и надолго ли у нее больничный, намекнуть, что без нее встали несколько проектов и если так продлится, то ей будут вынуждены искать замену – и поскольку Марина давно уже перестала заряжать свой мобильный, а к домашнему подходит только ее муж и лепечет что-то не слишком успокаивающее, то ее решают в одностороннем порядке уволить за прогулы.
У Виктора с работой тоже что-то не ладится, работа перестает быть спасением. Все мысли вращаются вокруг того, как бы кто не узнал, что происходит с Мариной, сохранение тайны становится идеей фикс: ему приходится брать на себя переговоры с Мариниными работодателями, пока те не замолкают, уклоняться от прямых ответов на вопросы тещи, которая удивлена, что вот уже столько времени не может поговорить с дочерью, и подозревает что-то (к счастью, она живет далеко, в Челябинске, и визита ее пока можно не ждать); разумеется, запланированное еще два месяца назад отмечание новоселья в узком дружеском кругу откладывается “до лучших времен”. “У нас тут сейчас бардак, вот сначала отремонтируемся”, – сдавленным голосом обещает Виктор.
И он пьет, привыкает просыпаться с похмелья, по привычке ездит на службу, но не может сосредоточиться на делах, с отсутствующим видом просиживает штаны, получает внушения от начальства, а финалом его типографской карьеры становится потеря важного заказа, после чего вопрос об увольнении встает ребром и решается полюбовно. И он снова пьет, уже не сдерживаемый никакой внешней дисциплиной, пьет, пока остаются деньги на карточке, варит пельмени или еще что-нибудь такое же простое, таскает Марине – в миске, как собаке, и она каждый раз этому рада, хотя качество пищи неуклонно снижается и под конец в дело идут уже какие-то отбросы. А когда наступают даты очередных платежей по кредиту, Виктору уже не до того, да и откуда возьмутся такие бешеные деньги – почти шестьдесят тысяч. Из банка до него пытаются дозвониться, но он, как и Марина, давно перестал заряжать мобильный и за стационарный телефон не вносил абонентскую плату, потому что кому чего от него может быть надо, а информационные письма о просрочке он даже не получает – просто не заглядывает в почтовый ящик.