— Мама, успокойся. — Джерри подошел к матери и взял ее за руку. — Зачем было устраивать весь этот цирк?
— Можно подумать, это я его устроила, — покосилась Диана на Анжелу. — Эта сумасшедшая хотела меня убить.
— Горячим кофе? — хмыкнула Ивон.
— На вашем месте я бы вообще помолчала. Похоже, вы копия своей матери. Ах, забыла. От отца вы тоже унаследовали кое-что не очень приятное.
— Видно, и ваш сынок кое-что от отца перенял. Правда, ваш муженек просто собрал вещички и смылся к другой, а сынок оказался похитрее. Хотел и в лодку сесть, и рыбку съесть, — прошипела Анжела.
— Если она не замолчит, я сама ее убью! — побелев, как костюм миссис Дженкинс, прохрипела Диана.
— Да успокойтесь вы обе! — Джерри слегка встряхнул мать и покосился на Анжелу. — Хватит, уймитесь. Не лезьте не в свое дело.
— Ничего себе — не в свое, — оскорбилась Анжела.
— Мама, пожалуйста, пойдем, — умоляюще посмотрела на мать Ивон.
— Учтите, я не спущу вам оскорблений, — отрезала Анжела и, вырвав у дочери руки, наконец-то удалилась.
Диана тоже удалилась, чтобы побеседовать с адвокатом сына.
Ивон и Джерри молча посмотрели друг на друга. В руках Ивон держала тот самый злосчастный стаканчик с кофе, которым ее мать чуть было не облила ее свекровь. Джерри инстинктивно потянулся за стаканчиком и дотронулся пальцами до пальцев Ивон. Пальцы были теплыми, но Джерри знал, что они согреты не изнутри, а снаружи — кофе в стаканчике еще не успел остыть.
На секунду он испытал чувство такой острой жалости к себе и к Ивон, что ему мучительно захотелось сказать жене что-то теплое, ободряющее. Но она отдернула руку, и желание Джерри мгновенно испарилось.
— Я только хотел взять стаканчик, — мрачно усмехнулся он. — Не бойся, я не кусаюсь. Или ты уже сама веришь в то, что пытается доказать твой адвокат? Жестокое обращение. Разве я был жестоким? Разве я хоть раз ударил тебя?
Глаза Ивон стали какими-то пустыми, как беззвездное ночное небо перед пасмурным утром.
— Нет, не ударил, — покачала она головой. — У тебя талант: ты бьешь очень больно, но не руками. И синяков потом никто не видит.
— Да что ты говоришь, Ивон? — растерянно пробормотал Джерри. — О чем ты?
— О тебе, Джерри. Думаешь, что если ты меня не трогал, то все у нас было хорошо?
— Ну, положим, не все, — насупился Джерри. — Я и не говорил никогда, что все у нас хорошо. Но ты знаешь, Ивон, я не видел и не вижу никаких причин разводиться. Во всяком случае, тебе не в чем меня упрекнуть.
— Неужели? — саркастически усмехнулась Ивон. — Ты только что одну из них озвучил.
— Какую же?
— Ты врешь. А если ты не врал, то недоговаривал. Между нами всегда была стена из этих твоих недомолвок. Я никогда не могла с тобой поговорить — ты всегда уходил в себя. Не знаю, что ты там прячешь, — Ивон стукнула кулачком по своей груди, — но пускать туда ты не хочешь никого.